В кухне Том нашел свежий хлеб, который Мбазо испек утром, и холодную жареную курицу. Он почти кончил есть, когда Мбазо привел уже оседланную лошадь.
— Ты слышал, что Коко в тюрьме? — спросил Том.
— Слышал, инкосана.
— Ты знаешь почему?
— Не знаю.
— Я сейчас еду в Ренсбергс Дрифт, чтобы узнать. Скажи это в большом доме, если я им понадоблюсь.
— Они посылали за тобой, инкосана.
— Я зайду туда, когда вернусь, — сказал он, затягивая подпругу.
У коня, длинноногого черного жеребца, была неровная, но уверенная поступь, и он проходил милю за милей легким галопом. Том вспомнил свою поездку в Край Колючих Акаций ранней весной и попытался представить себе свои тогдашние чувства. Та поездка казалась теперь такой бесконечно далекой, как пятнышко света в конце длинного туннеля. Тогда он был полон надежд, деятелен и бодр. Тогда он еще размышлял о том, как остановить поток, но ему так ничего и не удалось сделать. Нельзя сказать, что он потерпел неудачу, нет, просто он утратил потребность действовать. Какая это сила — способность забывать! Все хотят все забыть и ни о чем не знать. И вот он снова скачет в темноту для того, чтобы постараться уладить хотя бы одно небольшое дело, но и это бесполезно. Он шевельнет лишь одну песчинку, в то время как надвигается буря, такая буря, которая переворошит целые пустыни. Он вспомнил слова, услышанные им еще в школе: «Иди, пока видишь свет, ибо идущий в темноте не знает, куда идет». Ночная поездка встревожила его, и мрачные силуэты холмов и притаившихся кустов вереницей бежали у него перед глазами. Он попытался ни о чем не думать и снова увидел перед собой Линду, бледную как смерть, распростертую без сознания на зеленой кушетке в доме губернатора. Это видение вновь потрясло его, и он почувствовал, что задыхается и коченеет.
В маленькой гостинице Ренсбергс Дрифта еще горел свет, и люди со стаканами в руках столпились у дверей бара, чтобы посмотреть, кто приехал. Это были полицейские. Они скинули свои куртки и остались в одних рубашках и галифе, заправленных в краги. Хозяин гостиницы, толстый, пучеглазый человек, тоже вышел на улицу. Его черные волосы были зачесаны на косой пробор, чтобы скрыть плешивую макушку, и смазаны каким-то жиром. Он с тревогой взглянул на Тома и пососал свой ус.
— Извините, мистер Эрскин, но все занято. Ни одного свободного местечка.
Том привязал лошадь к коновязи.
— Что вы так уставились на меня? Случилось тут что-нибудь? — спросил он.
