— Значит, ты ни с того ни с сего берешь свои вещи и уходишь? Я знаю, я знаю, что-то случилось.
— Ничего не случилось, Джози.
— Кто этот человек, который приходил сюда?
— Именно тот, кого я и предполагал увидеть: скототорговец, барышник.
— А Эбен метался, как муха в бутылке. Он сказал, что это какой-то важный господин, он не поверил тебе. Эбен ревнует тебя. Иногда он доходит до отчаяния и почти готов убить тебя. Сегодня он опять напился. Он сказал, что ты лжешь, скрываешь от него что-то. Я боюсь, когда ты уходишь. Когда ты здесь, Эбен всегда трезв, потому что ему нельзя терять голову.
— Эбен — молодец.
Коломб расплатился с ней за жилье.
— А вот это для Джозефа и маленькой Марти.
Он положил на стол еще две шестипенсовые монеты. Затем, вспомнив о чем-то, он на цыпочках, прикрыв ладонью пламя свечи, прошел в комнаты. Дети спали в маленькой каморке, где у стены громоздились ящики, доски, мешки и инструменты Эбена. Коломб поставил свечу на пол, чтобы не разбудить детей, и долго стоял возле кровати, сколоченной из простых досок. Его тень на стене и потолке казалась тенью великана, склонившегося над двумя детьми. Дети опали обнявшись. Он ощущал их теплый молочный запах и слышал их дыхание. Два поколения назад, после очередной женитьбы его деда Но-Ингиля, кровь Коломба смешалась с их кровью. Тыльной стороной ладони он дотронулся до их шелковистых щечек — ладонь и пальцы его были слишком грубы, чтобы касаться ими чего-либо столь нежного. Мужчина не знает, что сказать в таком случае, и у него не нашлось нужных слов — только тяжкая грусть сдавила его горло и не отпускала до тех пор, пока не выдавила у него вздоха.
После встречи с Томом он больше не хотел рисковать и провел ночь в степи. На следующее утро, проходя мимо охранника у входа в железнодорожные мастерские, он почувствовал огромное нервное напряжение, вызвавшее спазмы в желудке. В углу кузницы вполголоса разговаривали между собой рабочие-зулусы; обнажившись до пояса, они плескались под краном, прежде чем приступить к очистке наковален и разведению огня. Когда пришли белые кузнецы, огонь уже был разведен и горны ровно гудели.
Джордж Олдхем, великан кузнец, приехавший с севера Англии, подошел к горну и наковальне и, заглянув в карту нарядов, хриплым голосом поздоровался со своими подручными.
— Доброе утро, Исайя, доброе утро, Бен, доброе утро, Буллер.
Он звал Коломба Исайей, не зная его зулусского имени. Они хором ответили «Инкоси!»
