— Джэнни? — раздался в трубке голос ее матери. — У меня есть для тебя плохие и хорошие новости, дорогая.
Зажав трубку плечом, Джэн легла на спину, подложив под голову подушку.
— Сначала давай хорошие, мам, — попросила она. — У меня и так был ужасный день.
— Саймон вспомнил о нас в своем завещании!
— Ого! Это просто здорово! Папа, должно быть, очень удивлен. Он терпеть не мог дядюшку Саймона.
— Твой отец упрямый человек. Саймон был таким же. Это их семейная черта.
— Что ж, по крайней мере, надеюсь, он не расстроился.
Миссис Ингрэм рассмеялась.
— Твоя тетя Беа другого мнения на этот счет. Вот тут-то мы и подошли к неприятной новости, дорогая. Беа намекнула, что собирается навестить тебя в Ричмонде.
Джэн со стоном закрыла глаза:
— А я-то думала, что все неприятности уже произошли.
Дуг сидел в большом мягком кресле, вытянув ноги почти до середины комнаты. Напротив, на продавленном диване, Джейсон демонстрировал Шарлотте Пенн каталог художественных произведений, которые создал с тех пор, как покинул колледж.
Оба были очень довольны всем происходящим. Шарлотта уверяла, что никогда в жизни не видела ни в одном холсте столько жизни, столько радости и столько души. А Джейсон, конечно же, никогда не читал таких высокохудожественных произведений, в которых автор сумел раскрыть все мерзости человеческой натуры и показать одновременно все ее достоинства.
Что касается Дуга, то он, в свою очередь, никогда не слышал подобной белиберды.
Дуг остался, чтобы вовремя пресечь попытки Джейсона уговорить Шарлотту купить «Амур графикс». Теперь он вынужден был слушать их ужасные комплименты и смотреть, как они подвигаются все ближе и ближе друг к другу. Чем совать свой нос в это дело, лучше бы он принял предложение Джэн и поехал доедать вчерашних цыплят. Тогда он тоже мог бы сидеть на диване рядом с хорошенькой девушкой. А вместо этого он сидел в квартире Холлоуэя, чувствуя себя пятым колесом в телеге, и всякий раз, когда Джейсон собирался перейти к волнующему его вопросу, возвращал разговор к подробностям жизни Шарлотты в Индианаполисе.
Годы жизни в Нью-Йорке были явно в его пользу. Он сыпал известными именами, поражал Шарлотту перечнем модных салонов и галерей, где ему довелось побывать. Если всплывало имя какой-нибудь знаменитости, с которой Шарлотта не была знакома лично, Дуг беззастенчиво врал, сочиняя на ходу рассказы о вечеринках, на которых якобы веселился вместе с этими людьми.
Но Шарлотта снова поворачивалась к Джейсону со сверкающими глазами и смущенным выражением лица. Голос ее, когда она произносила имя Холлоуэя, становился тягучим, как мед. Зато Лотти, казалось, так и не запомнила, как зовут Дуга. Для нее он был Сэвиджем, независимо от того, нравилось ему это или нет.
