Сеча завязалась вдали, левей султанской ставки. Грохот огромных, как котлы на тысячу воинов, османских барабанов, подобный реву землетрясения или грому, заглушил крики «Аллах! Аллах!», ржанье коней, звон оружия. А что творилось там, не разобрать было и ястребиному взору: густая, как туча, пыль скрыла ряды сражавшихся.
Азапам оставалось только ждать, а ожиданье смерти, известно, страшнее ее самой.
Барабаны на миг стихли, и до них долетела весть: разбит шеститысячный отряд френков, среди пленных — наследник бургундского престола, прозванный гявурами Бесстрашным.
Однако это был лишь первый удар. Главный пришелся по ним, по азапам.
Что видит, что помнит в таком сражении рядовой боец, каким был Мустафа? Топот закованных в броню коней. Страшный, таранной силы удар. Ров, заваленный бьющимися телами. Повисшего с распоротым животом на дреколье воина. Крики командиров: «Стреляйте по коням! Рубите им ноги!» Искаженное яростью лицо врага, тут же рассеченное палашом. Рев обезумевших вьючных верблюдов в тылу отряда. Вязкую от крови и мочи землю. Растоптанные, размозженные тела товарищей. И неудержимое, неостановимое движение стальной лавины.
Весь их корпус, десять тысяч воинов, был втоптан в буро-багровую грязь. Лишь трем десяткам азапов во главе с беем удалось пробиться к соседнему отряду придворных янычар.
И снова неодолимый напор бронированной мощи. И ярость отчаяния: раз этот день для нас последний, пусть враги заплатят за него подороже! И, наконец, оглушительное удивленье, когда напор вдруг ослаб и, показав тыл, гявуры пустились наутек.
Потом Мустафа узнал, что в решительный миг в спину венгерскому королю ударил пятнадцатитысячный корпус отважной сербской конницы. Его вел кнез Стефан Високий, сын сложившего голову на Косовом поле семь лет назад сербского короля Лазаря. Дочь Лазаря Оливера стала любимой женой султана Баязида, а сын Стефан, деспот Сербии, его верным и храбрым вассалом.
Стефан Високий низложил знамя короля Сигизмунда и принудил его искать спасения в бегстве. Верные люди вывели короля из боя, доставили к Дунаю, усадили на рыбацкое судно. Вслед за королем бежали с поля боя доблестные рыцари, а за ними и прочие воины. Несколько небольших галер были забиты до отказа. Отставшие цеплялись за борта, им рубили руки. На следующий день Мустафа сам видел выброшенные на берег изуродованные тела.
А в тот миг, когда он понял, что остался в живых, он ощутил не радость, а безмерную усталость. Подняв голову, удивился, что солнце еще не дошло до зенита, меж тем ему мнилось, бой длился сутки и вот-вот на землю упадет ночь.
