Он тоже стал смотреть через дверь без стекла на мороз,
на воздух, щурился от яркого света и от ветра. Мимо
проносились скрипучие деревянные, засыпанные снегом
платформы. На платформах иногда попадались фанерные буфеты, все выкрашенные в голубое, с железной трубой
над крышей, с голубым же дымком из трубы. И он думал,
как хорошо сидеть в таком буфете, слушать тонкие посвисты проносящихся мимо электричек, греться возле печки и
пить пиво из кружки. И как вообще все прекрасно: какая
зима, какая радость, что у него есть теперь кого любить,
что та, которую он любит, сидит в вагоне и на нее можно
посмотреть и встретить ответный взгляд! О, как это здорово, уж он-то знает: сколько вечеров он провел дома один,
когда у него не было ее, или бесцельно слонялся по улицам
с приятелем, философствовал, рассуждал о теории относительности и о других приятно-умных вещах, а когда возвращался домой, было грустно. Он даже стихи сочинял, и они тогда нравились приятелю, потому что у него тоже никого не было. А теперь приятель женился...
Он думал, как странно устроен человек. Что вот он юрист и ему уже тридцать лет, а ничего особенного он не совершил, ничего не изобрел, не стал ни поэтом, ни чемпионом, как мечтал в юности. И как много причин у него теперь, чтобы грустить, потому что жизнь не получилась, а он не грустит, его обыкновенная работа и то, что у него нет никакой славы, вовсе не печалит, не ужасает его. Наоборот, он теперь доволен и покоен и живет нормально, как если бы добился всего, о чем ему мечталось.
У него одно было только всегдашнее беспокойство -
мысли о лете. Еще с ноября начинал он думать и загадывать,
как и куда поедет на время своего будущего летнего отпуска.
Этот отпуск всегда ему казался таким нескончаемым, таким
в то же время кратким, что нужно было заранее все обдумать и выбрать место самое интересное, чтобы не ошибиться, не прогадать. Всю зиму и весну он волновался, узнавал,
где хорошо, какая там природа, и какой народ, и как туда
добраться, и эти расспросы и планы были, может быть,
приятнее даже самой поездки и отпуска.
Он и сейчас подумал о лете, о том, как поедет на какую
нибудь речушку. Они возьмут с собой палатку, приедут на
эту речушку, накачают байдарку, и она станет как индейская
пирога... Прощай тогда Москва и асфальт, и всякие процедуры, и юридическая консультация!
И он тут же вспомнил, как они первый раз уехали из
Москвы вместе. Они поехали тогда в Эстонию, в крохотный
