– Я не пришла слушать ваши любовные признания,- прервала она его и, повернувшись, ушла, сердито хлопнув дверью. Я вышел из засады и нашел Окотова, сидящим в удрученном состоянии. Мне стало жалко его за неудачу.
– Послушай, Коля,- сказал я,- дай мне взяться за нее, и ты увидишь. Разреши только недельку заняться ею.
– Нет, я сам. Посмотрим, чья возьмет,- отрезал он. Я вышел. На следующий день моя агентура сообщила, что "Сонька" (она уже получила кличку) играет активную роль в разведке Совета народных назиров. Еще через два дня, когда я пришел в "Европу", нашел печально сидящего за бутылкой коньяку Окотова. Он пил редко, почти никогда.
– Что случилось? – спросил я.
– Дело дрянь, я сегодня целый день не могу выйти дома. Я все время вижу за собой слежку. Вероятно, расшифрован и мне нужно выехать, чтобы не провалить других. Я ему передал новые сведение о "Соньке".
– Так вот кто натравил на меня шпиков,- воскликнул он.- Ну, братишка, возьмись за нее. Мне все равно теперь нельзя выходить на улицу,- предложил он мне.
Чудный южный мартовский день. Солнце еще не греет, а только ласкает своими лучами, напоминая весну на севере. К пятичасовому поезду из Старой Бухары в Каган собралась масса народу. Тут, главным образом, служащие, возвращающиеся со службы в Каган, где и живут. Много женщин, приехавших в Старую Бухару за покупками, и, наконец, немало и узбеков, ушедших в Каган провести вечер, а может быть, и ночь в дали от семей и знакомых.
Толпа частью разгуливает по перрону. Многие делали покупки у уличных торговцев сладостями и фруктами, которые толпятся у вокзала с лотками на головах, большая очередь стоит у билетной кассы.
Я издали слежу за "Сонькой", прогуливающейся по перрону с каким-то пожилым человеком. На ее лице неучаствующее выражение, из чего я заключаю, что собеседник ей не интересен и она не прочь от него избавиться, продвигаюсь к ней ближе. Наконец, она, не прощаясь, отходит от своего спутника и направляется к торговцу миндалем.
– Извиняюсь, если не ошибаюсь, вы мадемуазель Кацман ? – обратился я к ней.
– Да, а в чем дело? – спросила она, окидывая меня удивленно-любопытным взглядом.
– Я начальник разведки Бухарского штаба. Мне нужно поговорить с вами по одному очень важному делу, отрекомендовался я.
– Пожалуйста, говорите, я вас слушаю.
– Видите ли,- начал я,- здесь неудобно говорить, ибо, повторяю, дело очень важное. Не согласитесь ли вы поехать со мною в штаб, где мы спокойно могли бы поговорить,- предложил я.
