В Норвегии объединительная деятельность, начатая в конце IX в. Харальдом Прекрасноволосым, была на длительное время заброшена. Его сыновья долго боролись друг с другом, а наиболее замечательному из них, Эйрику Кровавой секире, было суждено окончить свой жизненный путь в качестве короля-викинга Йорка. При жизни следующего поколения наметились даже начала распада, при этом Север под властью ярлов Хладира стал почти независимым, а Юг подпал под датский протекторат. В череде стремительно сменяющих друг друга правителей, следует отметить восшествие на трон викинга-христианина Хакона Доброго (ум. ок. 960), крестника английского короля Ательстана, который привез в Норвегию собственного англо-скандинавского капеллана, епископа Сигурда. Более определенного успеха достиг правнук Харальда, король Олаф Трюггвасон (995-1000), бывалый варяг и викинг, также крестившийся в Англии. Благодаря своим морским победам он на короткий срок восстановил единство страны и начал укреплять его, благоприятствуя проповеди христианства, доверенной, преимущественно, духовенству из Области датского права, но принял внезапную смерть в битве при Свёльде.
Его дальний родственник Олаф Харальдссон (Олаф Святой, 1016–1030), также знаменитый викинг, который, несомненно, крестился в Руане на обратном пути из своего последнего крупного похода, взялся за это незавершенное дело сразу с двух сторон, стремясь к монархическому объединению и христианизации. Его планам воспротивилась коалиция вождей Севера с Кнутом Великим. Олаф погиб в сражении при Стикласта-дире смертью, которая вскоре была сочтена мученической и значила для духовного единства Норвегии больше, чем его собственная деятельность.
Его наследники, и прежде всего его сын Магнус Добрый (имя Магнус — производное от имени Карла Великого, говорит о наличии у Олафа Святого определенного знакомства с первообразом и примерами западных князей), воспользовались в своих интересах гибелью Олафа, не выказывая особого рвения к консолидации государства. Привлекательность далеких странствий оставалась очень сильной, а причины, связанные с наследованием, влекли за собой продолжительные периоды раздробленности, как, например, в течение первой половины XII века. Но короли, безусловно, из фискальных соображений, горячо поддерживали появление городов, ставших мощным фактором трансформации общества; к концу XI в. их насчитывалось уже шесть, три из которых являлись главными королевскими резиденциями: Нидарос, Берген и Осло. Изучая растущее распространение денег в Норвегии, мы можем проследить и процесс сближения представлений о государстве с западным. Первые робкие признаки хождения денег появились при Олафе Трюггвасоне, чеканившем монеты по английскому образцу, но оставалось редкостью при Олафе Святом, затем, при Харальде Суровом (1047–1066), вошло в силу, оставаясь достаточно хаотическим. В этот период хорошо видно разнообразие источников вдохновения: его деньги столько же имитируют английские монеты, сколько и датские образцы, которые сами были копиями византийских. Наконец, около 1090 г. норвежские деньги начали равняться на продукцию монетных дворов северной Германии, но под гораздо более тщательным контролем короля. Административное употребление письменности, почти отсутствовавшее в XI в., если не считать нескольких записей местных законов, становится повсеместным только с середины XII века.
