– Вот он! – удовлетворенно сказал он. – Вячеслав М. Куницын.
– Домо аригато! – поблагодарил Пряжников миниатюрную сотрудницу «Джала», в один миг растерзав свой богатейший японский лексикон.
Японка нежно пискнула в ответ.
– Она тоже очень нам благодарна, – перевел Макс, – что мы знаем и пользуемся таким прекрасным языком – японским. Уходим?
– Видишь, я же тебе говорил, она обрадуется, услышав родную речь. Значит, Вячеслав М. Куницын. Слава Куницын, первый друг Глеба Батурского. Занимательная выходит конструкция.
Беспокойный, как проблесковый маячок, Иннокентий Ригилев сдавал Агнессу в российско-швейцарскую клинику, одновременно прощупывая почву на предмет знакомства с медсестрой, которая трудилась в приемном покое.
Бледная Агнесса, пострадавшая от самопроизвольного аборта, лежала в глубоком гобеленовом кресле под искусственной пальмой, вся в подарках и обновках, ела мороженое и листала рекламные буклеты. Рядом сидел меланхоличный Егор Стручков и вдумчиво рассматривал журнал «Поехали!».
Медсестра Людмила, эффектная девица лет тридцати, была воплощенной секс-ловушкой. От ее белого якобы халатика (халатом это суперсовременное и смелое одеяние можно было называть только условно) Иннокентия слегка потряхивало и бросало в жар. Три верхние и две нижние пуговицы – из семи имеющихся – были расстегнуты, а летний отпуск девушка, несомненно, провела на Кипре или в Анталии, равномерно поджариваясь на солнце. Загорелая кожа цвета кофе со сливками удачно контрастировала с белой тканью. Кеша терял сознание.
– Год рождения? – спросила медсестричка с коварной улыбкой, заполняя «Карту больного».
– Ну, я достаточно молод, – игриво ответил Иннокентий.
– Сколько лет вашей спутнице? – терпеливо переспросила кофейная Людмила. Она вертела в пальцах авторучку, любуясь своим маникюром – у нее были длинные накладные ногти.
– Ах, Агнессе! Четырнадцать.
Медсестра бросила взгляд под пальму, на юную страдалицу Агнессу, осуждающе покачала головой и вывела в карточке: «1983 г.» Иннокентий тоже посмотрел на несчастную Агнессу и удрученно вздохнул. Та подняла глаза, улыбнулась Кеше и, лизнув мороженое, сказала:
– А тут делают контурный макияж. Пусть мне тоже сделают, ладно, Кеша?
– Не болтай ерунды!
– Это что такое? – оторвался от журнала Егор.
Агнесса сверилась с буклетом:
– Ну, по контуру губ и век. Типа цветной татуировки. И потом краситься не надо. Здорово. Кеша, пусть мне сделают.
– Несси, ты такая дуреха, – сказал Стручков и снова уткнулся в журнал.
