Он положил себе кусок отборной ветчины, поразмыслил: «Они готовятся к тому, что их вызовут свидетелями в суд. Фру Стефансен не хочется, чтобы стало известно о ее отношениях с Холмгреном. А фрёкен Харм может кое-что порассказать».
Внезапно он громко произнес:
— Ясно, так и сделаю.
После чего продолжал спокойно есть, перевел разговор на другие темы, точно предал забвению дело Холмгрена.
На другое утро Вебстер позвонил из Фредрикстада в Осло. Разумеется, он мог звонить из дома фру Эриксен. Но, во-первых, ему не хотелось, чтобы эта замечательная хозяйка слышала столь интересный разговор. Во-вторых, он не исключал возможности того, что госпожа почтмейстер на коммутаторе станет подслушивать. От госпожи почтмейстер рукой подать до господина почтмейстера. А где почтмейстер, там и фру Стефансен.
После некоторой дискуссии телефонный разговор закончился к полному удовлетворению Вебстера. В тот же день к вечеру он получил заказное письмо. В конверте лежал ордер на арест фрёкен Харм и еще один ордер. Это вовсе не означало, что он собирается кого-то арестовать, ему нужно было только подстраховаться. При необходимости он мог и без всяких ордеров задержать чуть ли не кого угодно.
Однако подстраховаться не мешало. Вообще же Вебстер отнюдь не стремился под любым предлогом засадить человека в камеру. Только в случае крайней необходимости. Задержанный не замедлит тотчас обратиться к адвокату, а это сильно осложняет дело. У Вебстера, по сути, не было ровным счетом никаких доказательств.
(Как известно, в цивилизованном обществе всякий человек обладает определенными правами, даже если он подозревается в совершении преступления, даже если и впрямь его совершил. Полицейский отнюдь не вправе действовать по собственному усмотрению. Над ним есть начальник, над этим начальником — более или менее сложная правоохранительная структура. Цивилизованное общество не допускает единоличных действий. Хороший, опытный полицейский — не обязательно грубиян. Вебстер был хороший полицейский, к тому же гуманный. Он знал, что человеку свойственно ошибаться, и добивался нужных результатов без жестоких приемов. Конечно, ему случалось напускать на себя суровость, чтобы получить важные показания. Но, прикрываясь суровой, угрюмой личиной, в душе он нисколько не сердился на оппонента и рассуждал сам с собой совершенно спокойно.)
В шесть вечера Вебстер позвонил в дверь фрекен Харм, которая была занята изготовлением штор в новой, почти пустой квартире на улице Фергестед. Он переступил через порог, держа в руке шляпу и сверкая лысиной: лицо его было строгим и сумрачным. Фрекен Харм прижала ладони к груди и воскликнула:
