— Она последовательно защищала вас, господин Стефансен. Все время уверяла, что вы невиновны. Как настоящий друг.
— Ну да. Недругом она не стала. Желает мне только добра. Я в этом не сомневаюсь. А вообще-то я ей безразличен. Она знает себе цену. — Он добавил неуверенно: — Она не знала, что я присвоил деньги, поверьте мне.
— М-м-м-м, — промычал Вебстер.
— Да нет же, точно не знала, никто не знал об этом. Представился случай, и я воспользовался им, чтобы уехать от всего подальше.
— М-м-м-м, — промычал Вебстер.
Когда Холмгрен решил лично пересылать все крупные суммы, он сделал это по подсказке Стефансена. У того к этому времени сложился план. Он в самом деле нервничал и сослался на нервы — дескать, не в состоянии ходить на почту с такими деньгами, Холмгрен расписывался в маленькой тетрадке, постепенно набралось около четверти миллиона крон. Но шестьдесят тысяч взял себе Стефансен, записал их в тетрадке и отправился в Осло, чтобы оттуда двинуться дальше. Однако сообразил, что вся эта затея — чистая глупость. Всякий сообразит, что кассир покидает страну, совершив растрату. (Правда, перед тем он внушал себе, что Холмгрен не станет его задерживать.) В Осло на него напал страх, нервы сдали окончательно, и он лег в больницу. Когда явилась полиция, он и впрямь ничего не помнил. Под конец убедил себя, что ни в чем не виновен. Внезапная смерть Холмгрена упростила дело — тот уже ничего не мог заявить.
Вебстер кивнул.
— Ваше счастье, что вы лежали в больнице, иначе все думали бы, что это вы его убили.
Вебстер продолжал записывать показания Стефансена.
Кассир совершенно не представлял себе, как Холмгрен распорядился недостающей суммой — около четверти миллиона крон. Он получал деньги в кассе, расписывался и шел на почту, чтобы отправить адресату.
Вебстер задавал вопрос за вопросом, медленно прохаживаясь по камере. Пока что он вынужден был довольствоваться тем, что уже услышал. Ему не раз доводилось по кусочкам выжимать истину из «клиентов», которые не спешили выкладывать все сразу. Стефансена поймали с поличным, нашли шестьдесят тысяч. Ему оставалось только признаться, что он и посчитал за лучшее. Что ж, возможно, он говорит правду. Но Вебстер не мог довольствоваться предположениями, ему требовались точные факты. И как-никак, часть пути пройдена.
Он произнес извиняющимся голосом, словно ему только что пришло в голову, что это вытекает из рассказа Стефансена:
— Скажите, господин Стефансен, я верно понял вас, у вашей жены были близкие отношения с Холмгреном?
