— Да, он занимается автомобилями. Ему нравятся железки, а все это, — Дэви показал рукой скотный двор, — Рой терпеть не может. — Он резко изменил тему нашей беседы, отрывисто бросив: — Я дам вам печь и керосин.
Когда Дэви Маквей вышел из сарая, держа в одной руке печку, а в другой — канистру с керосином, мне стало не по себе.
— Я за один раз не унесу. Мне придется прийти еще раз.
— Не беспокойтесь. Я отнесу все сам. Здесь идти-то всего несколько минут. Пойдемте.
Он снова оказался прав — через несколько минут я увидела коттедж, но не с фасада. Дэви Маквей провел меня через густые заросли кустарника узкой, еле заметной тропинкой, известной, по-видимому, только ему. Спустя мгновение мы уже были в гостиной. Дэви Маквей не ограничился тем, что притащил печь и канистру; он залил в бачок печки топливо и разжег ее.
— Теперь порядок! — Маквей дождался, пока печка не загудела, постепенно раскаляясь докрасна. — Скоро будет тепло. Надеюсь, днем у вас появятся и дрова. Кстати… Вы не против, если Франни будет иногда приходить на чердак? Это единственное место, где она чувствует себя… — я подумала, что Дэви скажет «в безопасности», но он сказал: — …как дома. Она играет наверху с раннего детства. У нее временами бывает тоскливое настроение, и она любит побыть одна.
Я медлила с ответом: в памяти сразу же всплыли нелестные сентенции Флоры Клеверли из ее разговора с Дэви Маквеем, относившиеся к девушке и ее бабушке.
Секундной заминки оказалось достаточно, чтобы этот гордый и вместе с тем ранимый человек все понял:
— Простите, мне не следовало обращаться к вам с такой просьбой.
— Нет, нет! Вы можете сказать Франни — пусть приходит, когда ей захочется. Она не помешает нам. Никогда.
— Вы в этом уверены?
— Совершенно.
Но я не была совершенно уверена. Я не решалась признаться даже самой себе. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь посторонний появлялся в коттедже; особенно психически ущербная Франни. Я боялась, что ее присутствие нарушит мое хрупкое душевное равновесие. А ведь смысл поездки в Роджерс-Кросс только в том и заключался, чтобы обрести душевный покой и уверенность в этом мире. «Ты — эгоистка», — прозвучал внутренний голос.
— Спасибо. Если вам что-нибудь понадобится — скажите мне, — и он исчез.
Я вернулась в гостиную, размышляя над злой отповедью Флоры Клеверли: «Если ты так о ней печешься, то ты и узнавай. Какое я к ним имею отношение? Мне вообще непонятно, почему ты так о них беспокоишься. Может быть, это ударял за ее мамочкой? Будет забавно, если угадала».
