— Если что-нибудь случится… — снова начал я. — Ну, что-нибудь такое, ты понимаешь… Если марсианские корабли обнаружат нас, или если… ну, ты понимаешь… Я обещаю выпустить в тебя всю обойму. Я не допущу, чтобы ты снова попал в их руки.
— Вот именно, — откликнулся Кен, — Просто скажи: «Пока, парень, я не хочу этого делать, но это лучший выход» — и грохни молотком. Только убедись, что врезал как надо. Эта штука может оказаться очень крепкой. Наверное, ее не просто разбить.
Солнце медленно клонилось к закату, красная пустыня постепенно остывала, и я почувствовал, что начал замерзать. Я передернул плечами и поднялся на ноги.
— Пожалуй, пойду чего-нибудь поем. Я скоро вернусь.
— Да не торопись, — ответил Кен, — Мне нравится пейзаж. Оставь меня так, не выключай. Только поверни немного к западу. Я люблю смотреть на закат.
— Ладно, старик.
Я похлопал по цилиндру и слегка повернул его, чтобы мой друг мог видеть, как опускается солнце.
Мы скрывались уже несколько недель. Не было на Марсе более подходящего места для того, чтобы спрятаться, чем великая пустыня, пустыня красного песка, населенная только злобными колючими кустарниками, ядовитыми насекомыми и рептилиями.
Сперва мы были полны надежд, что получим полезную информацию от мозга марсианина, который я стащил из храма. Больше всего я хотел найти способ извлечь мозг Кена из цилиндра и вернуть его в человеческое тело. Для этого, конечно, нужно было бы найти человека, готового отдать свое тело, и хирурга, который выполнил бы операцию, а это казалось не такой уж сложной проблемой. Однако, как выяснилось, такого способа нет. Раз мозг оказался в цилиндре, то он останется там навсегда. Марсианин торжественно заверил меня, что химическое вещество, в котором плавает мозг, имеет достаточную концентрацию, чтобы питать те органы, которые в него поместили, безгранично долго. Когда цилиндр отключали от прибора, мозг впадал в состояние анабиоза и ему не требовался питательный раствор.
Я предложил Кену вернуться в храм и попытаться добыть цилиндр, в котором содержался бы мозг священнослужителя, умершего совсем недавно, надеясь, что за те долгие годы, прошедшие со смерти Тарсуса-Эгбо, марсианская наука шагнула вперед. А вдруг они узнали какой-нибудь способ вернуть мозг в тело, ведь может оказаться и так!
Кен запретил мне. Он доказал, что это слишком опасно. Несомненно, храм, после всех наших эскапад под его крышей, сейчас охраняется более чем тщательно, и у меня будет лишь один шанс на тысячу, что я выберусь оттуда живым. Кен также заметил, что не следует думать, будто священники знают способ вернуть мозг в тело, что они вообще пытаются найти его. Быть заключенным в цилиндр и являлось вершиной амбиций марсианских священнослужителей. Это означало вечную жизнь — то, что ими больше всего и ценилось. Даже если, подчеркнул Кен, они в принципе могут найти решение этой сложной задачи, они не станут ею заниматься, поскольку жизнь в цилиндре кажется им самым лучшим способом существования. Я был вынужден согласиться с ним.
