Кстати, понятно, почему такая машина избитая. При таком темпе движения — столкновений, хотя бы мелких не избежать, чинить — не начинишься.
Мастерство водителя я отблагодарил бумажкой в сто лир[5] помимо счета. Водитель совсем расцвет и заверил, что если мне нужна будет la ragazza чтобы скрасить пребывание в вечном городе одинокого немца — то стоит только позвонить по телефону, указанному на карточке. Карточку я взял, вежливо кивнул головой и сказал danke shon.
Семейный пансионат, в который меня привез разговорчивый водитель, находился в районе Трастевере, на западном берегу Тибра. Район считался старинным, но «внутренним», там не было туристических маршрутов, дорогих отелей и известных достопримечательностей. Узкие улицы и дурное освещение вкупе с давящей со всех сторон теснотой во всем — были непривычны и внушали тревогу. Здание пансионата располагалось в старинном, четырехэтажном здании, год постройки которого я определил как тысяча восьмисотый от Рождества Христова, не раньше. С одной стороны — к нему примыкало еще одно здание, с ним было общая стена, с другой стороны — была стоянка для машин.
Входя, я мобилизовал все свои скудные запасы итальянского, полагая, что прописаться будет сложно, но оказалось, что все это излишне. Меня встретила белокурая и очень привлекательная мДdchen которая на чистейшем немецком сообщила мне, что ее зовут Джованна, что папа у нее был немцем, она знает язык и рада приветствовать гостя из Германии на древней итальянской земле. За пять минут я получил комнату, какую хотел — такую, на последнем этаже, чтобы можно было вылезти на крышу и перелезть на соседнее здание. Лифта в здании не было, нормального освещения на лестницах тоже — и любезная mДdchen, взяв фонарь (днем!) пошла мне показывать дорогу на узкой, старинной лестнице. Степени лестницы были крутыми, юбка была по новой моде узкой и короткой, и зрелище было впечатляющее — надо сказать. Но я приехал сюда не за этим.
Комната было небольшой, но чистенькой, с высоким потолком и старой, но крепкой мебелью. Единственным диссонансом в обстановке конца девятнадцатого века была двуспальная кровать — европейская двуспальная, в САСШ такая считается полуторной. В комнате было чисто, кровать заправлена очень аккуратно, как у нас раньше проверяли — чтобы монетка отскакивала.
Я достал еще одну бумажку в сто лир.
— Простите, юная фроляйн, может так получиться, что я буду возвращаться поздно и мне не хотелось бы вас беспокоить. Возможно ли не сдавать ключ?
