Шакал был слишком умен и опытен, чтобы поддаться соблазну и клюнуть на старый милицейский прием, на каком горели и теряли кентов многие малины.
Пахан знал, слух среди горожан пускают чекисты и менты. Они никогда не знают о действительном поступлении денег в банк или новой партии драгоценных украшений в ювелирный. Их давно не предупреждают заранее, опасаясь неспроста, что первыми на привезенное нападет милиция. Такое уже не раз случалось во многих городах. И только наивные горожане по старой привычке верят ей. А может, оттого, что доверять стало некому…
Шакал понимал, слух всегда рассчитан на дурака. Ну кто из горожан пойдет брать банк? Никто не отчается даже по жуткой голодухе. Зная, кроме «маслины» ничего не получит, а жизнь одна.
Лишившись Короля, не рискнут на это дело городские законники. Они без него, как без рук.
Шпана — тем более не отважится. Ей за такую дерзость не только милиция, свои фартовые лопухи оторвут и вытащат на разборку, почему не за свое дело взялись?
— Выходит, на нас рассчитали! Но кто именно? Мусора или чекисты? А может, фартовые? — думал пахан Черной совы. И решил проверить, кто отважился бросить вызов самой Черной сове?
Он шел по ночному городу быстро и бесшумно. Наблюдал, слушал. Увидел усиленные милицейские наряды на подходах к банку.
— Лягавые вздумали наколоть! — усмехнулся в темноту ночи злорадно.
Пробравшись на чердак дома, стоявшего напротив банка, увидел сверкнувшее стекло бинокля из окна второго этажа.
— И эти здесь приморились! — ухмыльнулся Шакал.
С чердака дома он увидел прилипших к деревьям — фартовых и блатарей города. Даже шпана крутилась поблизости. Не хотела упустить редкое зрелище.
— Ну, падлы! Ну и лидеры! — скрипел зубами Шакал, видя, как объединились фартовые в одну кодлу с милицией, чекистами, блатарями и шпаной.
Увидел и Лангуста. Еле сдержал смех, как прятался тот в тени кассовой будки и не вписывался в нее. Всё что-то вылезало, как шило из мешка.
— Ну, держись плесень вонючая! Тебя я своими клешнями вздерну! — дал себе слово Шакал и опустился вниз.
Напугав до заикания Лангуста, пахан еще прогулялся по затихшему ночному городу, подышал свежим воздухом и опустился вниз, туда, где городская «зелень» приняла его малину, не испугавшись никого. Ни на что не рассчитывая.
Им отвели самый чистый и просторный — мраморный зал.
Его вычистили и отмыли до блеска. Приволокли буржуйку, сделанную своими руками. Затопили ее, выведя трубу так, что дым шел в овраг и никому не был виден.
