— Я тебе не нравлюсь, ведь так?
— Но… почему ты спрашиваешь?
— А почему ты только и делаешь, что задаешь вопросы? Почему ты никогда не отвечаешь?
— Потому что я не знаю…
— Тебе не кажется, что пора сдвинуться с мертвой точки? Я не прошу тебя забыть Франсуа… но нельзя же всю жизнь сидеть взаперти… ты же знаешь, я на все готов для тебя, ты же знаешь, насколько…
— Но ведь ты женат…
Шарль удивился: с чего это она вдруг упомянула его жену? Это могло показаться ненормальным, но он про нее забыл. Он не был женатым мужчиной, который ужинает с другой женщиной. Он был просто мужчиной, здесь и сейчас. Да, он был женат. И именовал это «судружеской» жизнью. Между ним и женой больше ничего не происходило. Потому он и удивился: в своем влечении к Натали он был совершенно искренен.
— При чем тут моя жена? Почему ты о ней заговорила? Это же тень! Мы вообще не соприкасаемся.
— Я бы не сказала.
— Да потому что ей одна видимость и нужна! Она приходит в офис, только чтобы покрасоваться. Если бы ты знала, какие мы пафосные, если бы ты знала…
— Ну так уйди от нее.
— Ради тебя я уйду от нее немедленно.
— Не ради меня… ради себя.
Повисла пауза, долгая, на несколько вдохов, на несколько глотков вина. Натали была потрясена — тем, что он упомянул Франсуа, что попытался так быстро, так бестактно вырулить к изначальной и примитивной цели этого вечера. Наконец она сказала, что ей пора домой. Шарль прекрасно чувствовал, что зашел слишком далеко, что испортил вечер своими излияниями. Как он мог не заметить, что еще не время? Что она пока не готова. Надо было продвигаться вперед потихоньку, постепенно. А он попер как полоумный, очертя голову, пытаясь за пару минут наверстать долгие годы неутоленного желания. Все потому, что вечер так хорошо начинался. Вступление было такое красивое, такое многообещающее, что он ударился в обычные признания мужчин, которым некогда.
Потом он спохватился: в конце концов, почему он не имеет права сказать, что чувствует? Открыть свое сердце — не преступление. Да, конечно, с ней все шло очень тяжко, ее вдовство многое усложняло. Ему пришло в голову, что у него было бы больше шансов когда-нибудь ее обольстить, если бы Франсуа не умер. Он погиб, и их любовь окаменела. Он затащил их обоих в неподвижную вечность. Как можно чего бы то ни было добиться от женщины в такой ситуации? От женщины, которая живет в застывшем мире? Честное слово, можно подумать, он убился нарочно, чтобы их любовь никогда не кончалась. Считают же некоторые, что у страсти всегда трагический конец.
