Томчин | страница 3



, с хозяйской ленцой выбравшиеся из него минуту назад, устроили разборку с представителем ненужной прослойки [3], неудачно, по их мнению, припарковавшимся у крышуемой гигантами секса [4] денежной точки.


А мне не удалось в очередной раз вбить себе в башку, что это не мое дело… Черт! Нож пробил кисть руки, а головой я прилично приложился о бампер дедовой пятерки. Суки. Время пошло. Перекат, вырванный из моей руки клинок вошел в печень красавца с ремнем от Версаче. Какой, к черту, Версаче, о чем думаю, я на электричке приехал! Три метра — местный чингачгук получил свой нож в горло. Это я зря. Взгляд на деда. Пальчики мои на ноже. Стереть. Черт, закапался опять. Платок аккуратно набросить на кисть — потом избавлюсь. Шаг к лежащим: первому носком ботинка бью в висок. Проломил? И — дедова рука пытается пойти в захват. Дед, мне уходить надо, не мешай. Коленом, приседая, ломаю шею последнему. Смотрю на старика. Уходить надо. Бабки молча таращат глаза.


…Да, тогда мне повезло — в джипе торчали ключи, а у милиционера на платформе не оказалось телефона. А может, там нигде телефона не было, а бардак был. Год жил настороже, ругая себя — на рыбалку собрался, места посмотреть, знакомства завести, а сам? Начни я действовать сразу — и можно было бы попытаться обойтись как-то без крови. Или, все равно — нет? Но пожилой гражданин так уверенно управился с первой двойкой парней, один из которых попытался смять его лицо своей пятерней, что я остановился и оглянулся на лениво плетущегося по плавленому асфальту перрона унылого мента. И второй раз все повторилось. Год назад так же сорвался, выручая девчонку, но ее лица не запомнил, а вот дядю Колю…

На своем кордоне в Карелии, три года спустя, он только взглянул в глаза, и мне стало понятно — узнал. На другой день, когда мы оказались вдвоем в лодке, после двухчасового молчаливого наблюдения за поплавком я услышал:

— Спасибо.

Так в мою жизнь вошел и остался в ней навсегда мой второй друг.

Бывший доцент геофака ЛГУ, бывший член сборной РСФСР по самбо в легком весе, бывший ленинградец, а теперь — карельский егерь, Федотов Николай Егорович одиноко и достойно жил на своем кордоне в прозрачном от воздуха сосновом бору на берегу серебристо-черного озера Канаярви, вдалеке от хруста раздираемой государственной собственности, бурчания в желудках политической элиты, сытой отрыжки новых русских и громких пусканий газов, иногда — очередями — доносившихся при встречах братвы и ментов.