Один из углов в передней части зала занят кабинетным роялем Айви — оттуда, где я стою сейчас, его не видно, — а напротив него гимнастический мат, на котором я занимаюсь, когда Айви нет дома. Айви для поддержания формы ходит в гимнастический зал. По крайней мере так она говорит, когда уходит вся на взводе, а возвращается довольная, сытая и расслабленная. А посреди зала стоит потрепанный бильярдный стол Кистена, выброшенный на улицу и спасенный нами — самому Кистену повезло меньше.
Настроение у меня медленно переходило из злости в грусть, пока я снимала ботинки и ставила их под вешалкой. На открытых балках потолка ватага Дженксовых детишек распевала рождественские гимны, и трудно было злиться, когда неземное трехголосье мешалось с ароматом поспевающего кофе.
Кофе, думала я, шлепаясь на диван и тыкая пультом в стереосистему. Быстрые и агрессивные звуки «Кристал Метод» взорвали воздух, я бросила пульт на стол и задрала ноги кверху, отключаясь от всего. После кофе станет полегче, но его еще минут пять дожидаться, наверное. Айви нужно немного побыть в одиночестве после поездки в тесноте полицейской машины.
Дженкс приземлился на роскошное украшение для стола, подаренное когда-то отцом Айви. Штука вся блистала и сверкала, но Дженкс на ней смотрелся к месту, стоя на торчащих во все стороны цветных палочках. При Дженксе был один из сыновей: ребенку опять склеили крылья; размазанные по мордашке слезы выдавали его горе.
— Не принимай близко к сердцу, Рейч, — сказал Дженкс, натрясая пыльцу в сложенные «лодочкой» крылья сына. — Я тебе завтра помогу все оттереть.
— Сама справлюсь, — проворчала я; меня не прельщала мысль рисковать шеей, громоздясь на стремянку, к удовольствию «художника», который может ездить туда-сюда мимо церкви. Помощь Дженкса пришлась бы кстати, но температура точно не позволит.
— Это несправедливо! — пожаловалась я, и тут заметила на окнах новое украшение — крошечные вырезанные из бумаги снежинки. Вот откуда клей. Снежинки были размером с ноготь моего мизинца, и красоты несказанной. — Сколько я сделала хорошего, никто не помнит, а если что не так — так помнят все, — ныла я под ерзанье Дженксова сына в папиных заботливых руках. — Ну и что, что я демона вызвала, если все кончилось хорошо? В смысле, кто скажет, что в Цинциннати не стало лучше без Пискари? Ринн Кормель — куда лучший глава криминального мира, чем он. И Айви он нравится.
— Это верно, — сказал пикси, осторожно разделяя крылышки сына. У него за спиной выглянула из темного коридора Рекс, Дженксова кошка: голосок ее четырехдюймового хозяина выманил ее с колокольни. Как раз на прошлой неделе Дженкс смастерил кошачью дверцу в двери на лестницу колокольни, устав каждый раз просить кого-нибудь открыть кошке дверь. Зверю нравилась колокольня с ее высокими окнами. Для Биса новый вход тоже годился, хотя горгуль им не часто пользовался.
