Три недели назад, а может, и все четыре, — у Хука мозги перекосились от этой катавасии набекрень — он прибился к гвардейцам самого Семибратова. Так получилось. Они отступали с боями, отбиваясь от нечисти чуть ли не голыми руками, кляня предателей-штабных, давших приказ на отход с Земли, размазывая слезы по щекам, матерясь и рыдая, понимая, что уходят навсегда и не желая смириться с этим. Хук сам только-только на ржавом, искалеченном в боях пехотном боте с тремя посадками, больше похожими на падения, перемахнул из Штатов через океан, полусумасшедший, растрепанный, растерзанный, падающий с ног выбрался из разваливающейся машины где-то под Барселоной. Два дня пер пехом. Потом попал в одну мясорубку, в другую, третью — одурел уже окончательно, ошалел до последней степени. Шум, гром, кровь, бой, клочья мяса, визг, стоны, рогатая сволочь, гадины какие-то… Хук постепенно пришел к мысли, что он уже давно сдох и все это происходит в аду. Ражие гвардейцы вытягивали с Земли последних уцелевших, без канители и церемоний кидали их в трюмы, попутно калеча и расшвыривая бессмертных, сатанеющих при запахе живой плоти, неудержимых и слепых в своей бесноватой алчи выползней. Хуку пока везло, и он помогал служивым. На паек они его поставили позже, в полете, когда подсчитали потери да прослезились — треть гвардейцев осталась лежать костьми на родине, не собрать, не найти, не похоронить достойно — они затерялись среди гор трупов, среди тысяч погибших.
Низенький и усатый Семибратов сам подошел к Хуку.
— Кто такой?! — спросил и ткнул корявым пальцем в грудь.
Хук чуть не упал. Но ответил невнятно и смущенно:
— А хрен его знает, — он был в полупрострации, почти ничего не соображал.
Семибратов довольно хмыкнул, потеребил ус и распорядился:
— На сутки в отсыпку, потом на довольствие и на вахту!
— Есть! — бодро откликнулся Хук Образина и отключился.
Обязанности ему вменили простые — дежурить в трюмах, обеспечивать порядок среди беженцев. Но по Хуку лучше бы обратно в бой, в кромешный ад. Здешние мальцы, а особенно бабье, которое вообще на боевом корабле по всем приметам ничего хорошего не сулит, могли доконать кого угодно. Трюмы звездолетов не были приспособлены для перевозок живого груза — а пить, есть и все прочее здесь почему-то все хотели, да еще подавай им, дескать, «хотя бы элементарные удобства!» За смену Хук Образина терял по три килограмма весу и доматывал оставшиеся недомотанные нервы.
