И тут я вдруг поняла, что это обвинение и есть.
На краткий миг я заглянула в глаза Брю — в них была паника. По тому, как он сжимал в руках вилку и нож, можно было подумать, что он в любой момент готов использовать их в качестве оружия. Посмотрев на Теннисона, я обнаружила, что он сидит, упершись раскрытыми ладонями в стол и не отрывая глаз от своей тарелки, будто произносит про себя молитву. «Нет, — внезапно осознала я. — Мой брат собирается с духом! Он к чему-то приготовился. К чему?»
И тут мои шоры упали. Полная картина происходящего вспыхнула в моём сознании во всём своём ужасающем великолепии.
«Enola Gay» — так назывался самолёт, сбросивший атомную бомбу на Хиросиму и, тремя днями позже, на Нагасаки. Он летел на такой высоте, что бомбе понадобились минута и сорок три секунды, чтобы достичь земли. Собственно, это только мои грубые прикидки. Но знаете что? Мне плевать. Наверняка, я не сильно обсчиталась.
Интересно, о чём думали лётчики в этот промежуток между действием и его результатом? Чувствовали ли он раскаяние? Или страх? Или восторг? А может, им было всё равно? Может, всё, чего им хотелось — это поскорее отделаться и вернуться к своим семьям?
Дело в том, что как только бомба сброшена — обратной дороги нет. Единственное, что тебе остаётся — это беспомощно наблюдать и ждать ослепительной вспышки.
Я не видела летящей на нас бомбы. А вот Теннисон видел. Он наблюдал весь полёт, все эти минуту и сорок три секунды. Должно быть, его душа рвалась от отчаяния, от понимания того, что между мамой и папой сейчас произойдёт реакция ядерного распада, а он не в силах её остановить. Всё, что он мог сделать — это собраться с духом в преддверии конца. Он пытался предупредить меня, но в своём ослеплении ума я не успела нырнуть в убежище.
Хотя, может, мне как раз повезло: когда я увидела бомбу, от удара о спекшуюся землю её отделяло лишь мгновение, поэтому я так и не узнала, что это на меня обрушилось.
А Брю? Он был всего лишь ни в чём не повинным свидетелем конца, оказавшимся в совсем неподходящем месте в совсем неподходящий час.
— Так как, Лиза? — язвительно произнёс папа, не вставая со своего места. — Может, поделишься с нами, что вы там изучаете на этих вечерних курсах? Или детям такое слышать не подобает?
Мама с силой швырнула в раковину очередную кастрюлю.
— Прекрати, Дэниел, — сказала она. — Нашёл время.
— Да, со временем действительно прокол, — согласился папа. — А впрочем, какая разница?
