Постепенно популярность Валери на центральном телевидении пошла на убыль. Однообразие для эксцентрика губительно. Богдан не видел ее на экранах уж года четыре.
Торопливо бреясь, александрийский минфа краем уха вслушивался в телебеседу.
— Скажите, преждерожденная Валери, что вы думаете по поводу ужаснувшего весь Асланiв исчезновения нашего гостя из прекрасной Франции, достопочтенного профессора Кова-Леви?
— Я полагаю, молодой человек, что это похищение.
— Похищение? Поразительно. Кто же его похитил?
— Улусные, а быть может – даже имперские спецслужбы.
— Воистину поразительно! Зачем?
— Имперская администрация ненавидит ваш уезд. Этот островок свободы для нее как вечный укор. Ордуси позарез нужно показать, что ваша борьба за возрождение национальной культуры дестабилизирует ситуацию в уезде. Что ваша борьба за права человека криминализует общество. Поэтому была проведена простая операция посредством заброшенного в ваш уезд отряда спецназначения. Вы не знаете этих людей, а я знаю – это звери. Вечно пьяные и смертельно ненавидящие всех, кто знает хотя бы таблицу умножения и читал хотя бы букварь. Ваши человекоохранительные органы будут искать несчастного ученого в горах и горных поселках, а он, я не сомневаюсь, уже томится в застенках Александрийского Возвышенного Управления. Полагаю, чтобы окончательно скрыть свое преступление, им там придется убить беднягу. Ну и, разумеется, его девочку заодно.
Богдан сразу порезался.
«Она уже не моя жена, а его девочка?»
— Аллах керим! Преждерожденная Валери! У вас есть какие-то доказательства?
— Мне доказательства не нужны. Вы спросили – я ответила. Еще в древности говорили: кому выгодно? Исчезновение гостя выгодно только тоталитарному режиму Ордуси, который во что бы то ни стало пытается разорвать крепнущие связи Асланiва и мировой цивилизации.
«Бедная женщина», — думал Богдан, уняв сочащуюся из пореза на подбородке кровь и полотенцем стирая с лица остатки крема.
Настроение у Богдана и без того было отвратительным, а тут тоска просто схватила за горло. Волей-неволей сразу вспомнилось, как Кова-Леви распускал перед Жанной павлиний хвост, и как она цвела и расцветала в ответ. Соотечественник ведь. Знаменитость. «Может, они просто сбежали? Любовь с первого взгляда, романтический побег вдвоем… — Богдан вздохнул. — Ладно, лишь бы с нею ничего плохого не случилось», — он выключил телевизор и достал трубку телефона.
Вотще.
Выслушав десяток гудков, потом перенабрав и сызнова выслушав десятка полтора, Богдан спрятал трубку и вышел из номера. Он и помыслить не мог, что всего лишь за четыре стены от него, в апартаментах по коридору направо, окнами на проспект, надрывается в сумке Бага без толку лежащая там телефонная трубка!
