Дело незалежных дервишей | страница 28



Каменюгин понял.

Баг оказался там, где ему надлежало оказаться, за три минуты до отправления «куайчэ».

Все было на месте: и дервиш, и его чемодан, покоящийся на полке для багажа. Пока Мыкола, подперев подбородок рукой, наблюдал в окно провожающих, Баг неторопливо и уверенно вошел в соседнее купе и, оставив дверь открытой, присел на диванчик.

«Куайчэ» мягко дернулся и медленно стал набирать ход.

Баг положил «Керулен» на столик и откинул крышку.

«Драгоценная Стася…» — начал он.

Впереди было восемь часов пути.


Богдан Рухович Оуянцев-Сю

Апартаменты Богдана Руховича Оуянцева-Сю,

8 день восьмого месяца, вторница,

утро

Непроизвольно почесывая бока, отчетливо побаливающие после сна на жестком ложе, но с удовлетворением и легкой гордостью ощущая себя чуточку более чистым душою, нежели каких-то несколько часов назад, Богдан опустился на колени перед иконой Спаса Ярое Око. В сложной последовательности он прочел шестьдесят «Отче наш» и шестьдесят «Богородиц» — все по числу лет шестидесятеричного лунно-солнечного цикла, причем, как то и приличествовало для человека образованного и утонченного, «Отче наш» занимал позиции, соответствующие солнечной стихии Ян, а «Богородица» — лунной стихии Инь. Затем, зная, что в квартире он один и громкие звуки никого не смогут потревожить или помешать чьему-либо отдыху, Богдан трижды во весь голос пропел иероглифические благопожелательные надписи, висящие по обе стороны от Спаса.

Позавтракав тщательно очерствленной в тостере корочкой ржаного хлеба и глотком воды из-под крана, он почувствовал себя вполне обновленным и достойным того, чтобы приступить к своей ответственной работе. Человеку с нечистой совестью и думать нечего разбирать тяжбы других людей, выносить суждения и приговоры, решать чьи-то судьбы… В течение последнего месяца Богдан, хоть и продолжал интенсивно трудиться в Возвышенном Управлении этического надзора, всячески уклонялся от принятия каких-либо серьезных необратимых решений. Он вполне отдавал себе отчет в том, что раздвоенность и нестроение в его собственной душе легко могут повлечь за собою пагубное несообразие его мнений и оценок. Начальство понимало его и по возможности шло навстречу.

Однако человек слаб, и, прежде чем погрузиться в дела, Богдан снова проверил электронную почту. За то время, пока он почивал во гробе, набежало уже несколько писем – очередное от Фирузе, два от Жанны и даже краткое, но емкое письмо от тестя, ургенчского бека Ширмамеда Кормибарсова. С него Богдан и начал.