Прощай, Атлантида | страница 32
Но знал бы Арсений, какой улыбкой место это встретит его, может, одел самые тяжелые натирающие ботинки, нацепил кандалы и вериги и, тяжело пошлепав по привокзальной, засыпанной тыквенной и человечьей шелухой площади, немедля дал бы обратный ход.
Отдельный городишко этот, лишь заводским краем прильнувший к областному гиганту, сбоку похожий на поселок, а сзади на незаселенное село, ничем примечательным не отличался от обычных городков в этом и прочих похожих местах, стекающий тускловатыми проулками, заполненными каменно-деревянными копиями народно-подрядного зодчества, к настоящей, прямой, да еще и железной дороге. И здесь пытливый приезжий следопыт нашел бы добротную николаевских времен баньку с каменным, знавшим тени еще софьиных стрельцов, подклетом и с завалившейся ныне в парную стеной редкого штемпелеванного кирпича. Встретил бы и колоколенку с одиноким, лишившимся бронзового языка горлом, привязанным к подгнившей верхней балке, все стены которой, колоколенки этой, вместо ремонта обклеены были из-за плачевных потугов местных церковно-муниципальных финансов разноцветными прошлогодними афишами не сюда заезжавших безносых и безглазых артистов.
И, несомненно, пригород этот обладал одной причудливой чертой, присущей, впрочем, всем редким поселениям в этих весях, кучкующимся в картографически понимаемой близости крупного города. Свойство было такое – долгими, полными вялых минут сутками, порой и унылыми неделями там ничего не случалось. Разве что в глубине ночи вдруг разорвется яростно неуемная гормонь, или защелкают за пакгаузом одиночные выстрелы или беспричинные петарды.
Но вдруг вслед за никчемно цепляющимися друг за друга нитями дней и ночей нагромаждалась такая пирамида происшествий и груда событий, что и фараона охватила бы оторопь – откуда взялось? Хотя местные-то мастаки знают – отсюда. Не вдруг и не враз появлялись из чрева припавшего к пыльной земле поселения всякие несообразные буйства – исподволь зрели они, как у квелой хозяйки закисшее тесто. И не догадывался Арсений Фомич, что день этот как раз настал.
С утра уже по улочкам, норовя укусить шарахающихся собак, пробежался местный неприкаянный житель Хорьков, побивая камнями стекло фонарей и оря несуразное, выуженное еще вечер со дна враз опустевшей липкой стекляшки: "…рупь-червонец…шайка-хозяйка…руки прочь от святых мощей …крысы пометные тыловые…а то тюлевые у их, видать…посередке вдам…" Так же крепко и звонко три нестарые еще бабки подрались прямо перед Арсением на привокзальном рыночке из-за мест, валяя шалушки друг другу в вовремя встретившейся луже и тягая трещащие подолы, чтобы прилюдно опозорить, хотя торговать им было совсем нечем – одна предлагала вместо сметаны подаренное соседской коровой скисшее молоко, другая выставила на чужое место пару чужих же калош разных размеров, найденных под одним уснувшим механизатором, а третьей и вовсе уже нечего было предложить, кроме позорной старости и обиды – что две цапаются, а она нет.