— Держитесь подальше, а не то оцарапаю, — сухо ответила Оливия. — Потому что я вовсе не нахожу вас интересным.
Это было не совсем верно. Хотя Саймон был не в ее вкусе. Никто не был в ее вкусе, кроме Дэна. Но несмотря на невыносимую наглость Себастьяна, следовало признать, что в его холодной загадочной улыбке было нечто притягательное. Не говоря о фигуре. Тут Саймон мог дать фору кому угодно. Но после смерти Дэна — а честно говоря, намного раньше — она потеряла интерес к мужским фигурам. По крайней мере, так было до сих пор. Тяжелая работа не оставляла ей времени для сладострастных мыслей.
Она сделала шаг назад. Несомненно, этот человек самолюбив, а она посмела его оскорбить. Женщина сунула руки в карманы и принялась ждать реакции.
К удивлению Оливии, Саймон всего лишь взял ее за подбородок, заглянул в лицо и сказал:
— Неплохо. Миссис Нейсмит, вас когда-то задели за живое?
О да. И сделал это именно тот человек, которого она очень любила. Поэтому не собиралась любить никого другого. Оливия отстранила руку Саймона, от прикосновения которой ее бросило в жар, и лаконично ответила:
— Да. Задели.
Она снова почувствовала, что ее слова вызвали у Саймона какую-то реакцию, и снова не поняла ее.
— Интересно, — только и ответил он, затем взял Оливию за руку и свел по склону вниз — туда, где начиналась подъездная аллея.
Оливия во все глаза глядела на фасад дома, в котором веками проживал род Себастьянов. Он был далеко не таким огромным, как большинство помещичьих усадеб, но гордо высился, охраняемый почетным караулом лип, золотился на солнце, дыша спокойствием и постоянством, прорастая корнями в прошлое и излучая веру в будущее.
Оливии, которая ощущала постоянство лишь урывками, он показался воплощением мечты.
— Тут очень красиво, — сказала она Саймону. — Вам повезло.
Он бросил на Оливию проницательный взгляд.
— Я знаю.
— Он всегда был таким… прочным? — спросила женщина, в голосе которой против воли прозвучала печальная нотка.
Когда Саймон ответил, выражение его льдисто-голубых глаз неуловимо изменилось.
— Не совсем. Кирпич появился только в начале восемнадцатого века. До того стены были глиняными и деревянными, а крыша соломенной. Можно себе представить, как она закоптилась за сотню лет!
За сотню лет, подумала Оливия. А мне показались веком те четыре года, которые мы прожили в муниципальном доме в Харлоу. Она видела узкие свинцовые оконные переплеты и вспоминала грязные, захватанные пальцами стекла дома, в котором выросла. Ее мать не была помешана на чистоте. Она была слишком занята уборкой чужих домов, стремясь пополнить скудный доход семьи торговца словарями и энциклопедиями.
