Шизо и Цикло.Присмотрись,кто рядом с тобой.Психологический определитель | страница 93
Маниакальная фаза истинного психоза, как правило, непродуктивна, а вот гипомания у творческих натур сопровождается фейерверком идей, сыплющихся как из рога изобилия. Мир гостеприимно распахнут, все его потаенные взаимосвязи обнажены и прозрачны, слова и мысли бегут наперегонки – только успевай записывать. Такое состояние вдохновенного подъема прекрасно описано А. С. Пушкиным:
Между прочим, Александр Сергеевич был, вне всякого сомнения, циклотимиком с сезонными колебаниями тонуса. Именно у циклотимиков в противоположность большинству людей настроение и работоспособность падают весной, отчетливо поднимаясь осенью. В только что процитированном стихотворении «Осень» он сам пишет об этом совершенно недвусмысленно:
Весьма примечательно, что кроме циклоидности у Пушкина и многих его ближайших родственников отмечался так называемый «артритизм», под которым в то время могли подразумеваться и полиартрит, и ревматизм, и подагра. А поскольку ни ревматизм, ни полиартрит не наследуются надежно в нисходящем ряду нескольких поколений, то сей загадочный «артритизм» был, по всей вероятности, именно подагрой, тем более что подагра была диагностирована у племянника Пушкина. Таким образом, в случае Александра Сергеевича мы имеем сочетанное действие сразу трех биологических стимулов, трех стигматов по Эфроимсону (гипоманиакальный, гиперурикемический и андрогенный), счастливо наложившихся на его исключительную одаренность, что и дало в результате высочайшую творческую продуктивность.
В родословной Пушкина мы находим целое созвездие величайших гениев и ярких талантов. Типичным гипоманиакально-депрессивным гением был Л. Н. Толстой – дальний родственник А. С. Пушкина. Исследователи творчества Толстого еще полвека назад подметили эти маятникообразные колебания психофизического тонуса великого писателя – от безудержной активности до глубочайшей скорби, уныния и отчаяния. Начиная с первого творческого подъема в 28 лет и до самого конца жизни Толстой периодически то сваливался в депрессию, то взлетал на гребне гипомании. Эти подъемы и спады продолжались по 2—3 года, иногда по 5—7 лет. Эти периоды жуткой апатии и тяжелейшей неизбывной тоски очень хорошо описала Софья Андреевна: «Первые две недели я ежедневно плакала, потому что Лёвочка впал не только в уныние, но и в какую-то отчаянную апатию. Он не спал и не ел, и сам буквально плакал иногда». Такие субдепрессивные состояния могли продолжаться у Льва Николаевича годами, сменяясь фазами феноменальной работоспособности.