На этом можно закончить рассказ о чувствах человека, когда он один. Я гораздо чаще ощущал нечто вроде одиночества, когда был не один, а находился среди людей - среди тех, с кем не мог общаться (разумеется, речь идет не о том, то я не владел их языком).
Хотя я много времени провел "один" среди племен в Африке и Азии, я не помню, чтобы мне было одиноко с ними. Никогда также я не испытывал настоящего одиночества в общении с тем, что мы зовем Природой; к этому вопросу я еще вернусь. Но мне было скучно и у меня появлялось ощущение тягостного одиночества и отчужденности в обществе людей, говорящих на моем родном языке, но "живущих в другом мире".
В пустыне часто мечтаешь о пиве и лимонаде. Получив, вероятно, слишком большую "дозу уединения" за два года в Сомали, я приехал в Найроби и, покинув гостиницу, отправился на поиски пива. Открыв дверь бара "Торр", я увидел море лиц, компании близких друзей, услышал их веселый смех, шум голосов мужских и пугающих женских. Я никак не мог набраться храбрости и подойти к стойке бара. Отказавшись от этой мысли, я выпил пива в номере гостиницы. У меня ушла неделя на то, чтобы привыкнуть к таким толпам чужих и знакомых людей.
Помню также, как совсем мальчиком, только что приехав в Англию из Индии, я часто простаивал на танцах, подпирая стену, и чувствовал себя изгнанником и нежеланным. И хотя в мечтах я предавался романтическим и даже животным страстям с более привлекательными девочками, я был слишком застенчив, чтобы с уверенностью обратиться к ним, и чувствовал себя на танцплощадке неуклюжим, как слон. Позднее я понял, что не меня игнорировали, а просто я сам уединялся и потом часто из-за этого хныкал от жалости к себе.
Конечно, два последних примера характерны для преходящих неврозов, которые мог бы испытать любой, только я, по-видимому, нервничал больше обычного. Общими моментом в них было уединение от общества, объясненное самому себе как исключение или изгнание, сопровождаемые жалостью к себе. Если бы эти ощущения сохранились, то они могли бы перерасти в душевное состояние, требующее лечения, даже если бы мне не хватило ума или мужества обратиться за помощью. Однако приведенные здесь эпизоды - я намереваюсь прояснить это позже - были тем, что теперь я бы счел проявлением того типа истинного одиночества, у которого действительно есть биологические корни. За исключением, вероятно, тех случаев, когда я ребенком ждал в темноте возвращения родителей, прежние ситуации не имели отношения к одиночеству, которое, я надеюсь, появится в качестве обоснованного понятия после того, как мы проведем его сравнение с одиночеством животных.
