Прения были бурными. Крупская выступала в защиту Зиновьева и Каменева трижды, но и авторитет вдовы Ленина не помог. Зиновьев был в явном меньшинстве. Соперник Троцкого по Реввоенсовету, член контрольной комиссии еврей Гусев (Драбкин), опровергая абстрактные утверждения о «необъятной власти» у Генерального секретаря, обращаясь в зал, темпераментно вопрошал:
– Были ли злоупотребления этой властью? Покажите хоть один факт злоупотребления властью. Кто привел хоть один факт злоупотребления?
После прошедшей острой дискуссии Сталин в заключительном слове оправдываться не стал. «На личные нападки, - сказал он, – и всякого рода выходки чисто личного характера я не намерен отвечать, так как у съезда имеется достаточно материалов для того, чтобы проверить мотивы и подоплеку этих нападок...».
Комментируя содержание выступлений участников оппозиции, он обратил внимание на то, что при разнобое суждений по частным вопросам объединяющим стремлением является нежелание укрепления партии, а всепоглощающая идея смены руководства.
И он пояснил реальный смысл происходящего: «Каменев говорил одно, тянул в одну сторону, Зиновьев говорил другое, тянул в другую сторону, Лашевич – третье, Сокольников – четвертое. Но несмотря на разногласие все они сходились на одном.
На чем же они сошлись? В чем же состоит их платформа? Их платформа – реформа Секретариата ЦК. Единственное общее, что вполне объединяет их, – вопрос о Секретариате. Это странно и смешно, но это факт».
Впрочем, то, что основной целью Зиновьева и Каменева являлось неистребимое желание добиться превращения секретариата в собственный послушный инструмент, уже ни для кого не составляло секрета. Планы и намерения оппозиции не были прикрыты даже фиговым листком.
Сталин говорил тихо при напряженной и внимательной тишине зала. Разбивая пункт за пунктом теоретические установки своих оппонентов, в конце, сделав продолжительную паузу, он многозначительно подытожил: «Партия хочет единства, и она добьется его вместе с Каменевым и Зиновьевым, если они этого захотят, без них – если они этого не захотят».
Разрушая тайные замыслы оппозиции, он продолжил свою мысль: «Единство у нас должно быть и оно будет, если партия, если съезд проявит характер и не поддастся запугиванию. Если кто-либо будет зарываться, нас будут призывать к порядку, – это необходимо, это нужно».
И негромко, обращаясь к лидерам оппозиции почти в доверительной манере, он резюмировал: «
