Он ожил, заулыбался и зарумянился, когда наместник сказал, что теперь он принял новое имя и заново родился, в зрелые годы, уже умудренный, знающий свои слабости и наклонности. Монах пробудет в алтаре три дня, которые он должен употребить, чтобы обдумать, какие качества возьмет из прошлой жизни, какие оставит в прошлом. От имени всей братии наместник попросил его святых молитв, он приложился к мощам святого в дубовой раке и скрылся за фигурной дверью…
Монах?.. Да ты с ума сошел. Тебе тридцать лет. Что же ты запираешься в безветренное пристанище, ты, кто еще не чувствовал кренящейся палубы корабля под ногами, не знавший бури. Щеки не хлестал мокрый ветер слез, а ты удаляешься в свою внутреннюю пустыню, замыкаешься — от чего? От бессмыслицы, терзаний, бессонниц, тягот, повторов, глупостей, шатаний, ярости, гнева, страстей, мучений? Как я завидую тебе, как мне горько.
Никто из вас не собирается делать ошибок, вы не хотите любить, просто и тяжело любить — нет, на это вы не отваживаетесь. Вы ведаете иную любовь, гораздо более возвышенную. И верно, любить по-земному — значит и умереть всерьез. Вы решили избегнуть погибели, ад вас не прельщает, вы слишком хорошо знаете, куда направляетесь, вы боретесь с искушениями. Ну, так боритесь. Оставайтесь совершенными. Не дайте никому нарушить белоснежную целокупность вашего покоя. После жарких снов не забывайте читать молитвы от осквернения, заграждающие пасти львов.
Что я здесь делаю, среди вас, холодных, чистых и четких? Я, во всю мою жизнь так и не встретившая мужчину, который был бы более мужественен, чем я. Монах?.. Да ты смеешься надо мной.
Господи, ну что она говорит?.. Ведь знает, что все не так. Что вчерашний приятель, бывший Алексей, напротив, отправился на подлинную войну. Женское, низкое, подлое — говорит и жалуется во мне… Однажды по-настоящему узнаю и я его — так сказал Григорий Богослов в надгробном слове: “Тогда увижу Кесария светлого, славного, каковым он, из братий любезнейший, мне многократно являлся во сне”.
Теперь дочитывала бедные клетчатые листочки солдата, прерываемая встречными-поперечными обрывками впечатлений, чьими-то голосами, даже диалогами, без конца звучавшими в голове. “Польза от послушания родителям не только та, что отец и мать больше твоего знают, — бубнил один голос. — А и от Бога в качестве награды за послушание есть возможность получить некоторые бонусы”. — “Исповедаться? Да я… Не готовилась. Не готова”, — говорила я сама кому-то. “Будешь готова — не приходи”, — отвечали мне.
