Я попросила, и Григорий дал на время второй томик Пруста. Зануда страшный этот Пруст, хотя к шестому тому, вполне вероятно, втягиваешься.
Надежда покосилась на книгу:
— Теперь он уже кажется мне излишним.
Я понимаю смысл замечания, мне даже делается неловко. Нашедший истину не разменивается на заблуждения. Но именно поэтому мне всегда больше нравились ищущие.
Надежда все вздыхает:
— Ой, я как подумаю, что он лежит там, и день и ночь. Курят прямо в палате. Неходячие больные. Вонь. Ходят же под себя. Мат стоит, Алексей сказал, только в армии такое слышал. В отдельную бы его палату, а? Что мы, не скинемся?
— Скинемся, — подтверждала я.
“И теперь, по милости Господа нашего Иисуса Христа, у меня нет ни кошелька, ни сундука, ни дома, ни другой рясы, кроме той, которая на мне…”
— Надо вкусить, — обронил Григорий.
Надежда едва не взорвалась:
— Да уж вкусил! Хватит.
И тише, сникнув, добавила:
— Православный же ведь человек. Понял уже все.
— А вот — вкусить.
И мне снова становилось неловко — на этот раз за себя и за Надежду, за нашу общую дурью бабью жалость и бабье великодушие. Он же мужчина. Почти монах. Почему решили, что они на него, а не — он на них будет влиять?
У Константина над рабочим столом распечатка — памятка: “О хранении ума от бесполезного многоведения и праздной пытливости” из “Невидимой брани” Никодима Святогорца.
В рубрике “Вопросы священнику” некий Дэн спрашивает:
Служба в сегодняшней Российской армии не противоречит ли канонам Святой Церкви (если учитывать неразбериху в правительстве)?
Отвечает иеромонах Сергий (Никитин):
Честно выполнять свой долг перед Отечеством никогда не противоречило канонам Церкви, в любое смутное время.
— Часто говорят, — возобновляет Надежда разговор, — Иуда предал Христа по каким-то высшим мотивам. Что это все не так просто. Но на самом деле я уверена, что все было как раз очень просто. Так и бывает…
Я не хочу, признаться, говорить на эту тему. Ухожу с головой в текст, делаю вид, что не слышу, а потом и действительно не слышу, только читаю:
“Схимонахиня Нектария родилась в 1889 году в Витебской области, в семье скорняка. В Оптиной пустыни старец Анатолий благословил ее на юродство. Ходила в зеленой рваной юбке, и через нее Господь открывал пороки братии, за что бывала бита. Правда, батюшка не бил, а только на ноги наступал, когда она забиралась в келью. „Нектария, помнишь ты, как я тебя в Оптиной турнул, — вспоминал батюшка, — когда ты под кровать к старцу залезла — спряталась? Он говорит: ‘А ну-ка, шугани ты ее, непослушную. Ишь сховалась! Все равно будешь юродствовать, другой дороги тебе нет‘”. Тут батюшка вздохнул: „Как мне было тебя жаль! Но — послушание””.
