Я редко вспоминал о ней. К чему? Слишком большой соблазн сослагательного наклонения. Но спустя несколько лет, описав круг, история вернулась. Тогда-то я и почувствовал боль. Она была слабой, но назойливой и докучала, как этикетка на майке, которая натирает шею.
Что, если бы стеклянная дверь в коридоре оказалась запертой? Или замешкайся я тогда на секунду? Жизнь, конечно же, пошла наперекосяк, но это была бы жизнь, а не обломки самолета.
Но я всегда был ловким, сноровистым парнем.
А потому все вышло так, как вышло.
39
...............................................................................................................
40
Чем дальше я продвигался с моим архитектором, тем больше моя жизнь зависела от его судьбы.
Вот уже много лет я не встречал Новый год в Москве. Лиссабон, Прага, Баку — где я только не побывал за последние годы.
В ту зиму я осваивал военный период карьеры моего архитектора. Это были времена походов Сулеймана на Восточную Европу. К тому времени Синана уже посвятили в янычары и он служил в инженерных войсках. Наводил мосты, минировал стены, проектировал и сооружал осадные машины.
В 1526 году случилось самое блистательное сражение за всю историю османской армии. В битве при деревне Мохач, на раскидистых дунайских полях, турки наголову разгромили мадьяр и вошли в Будапешт. Оккупация продолжалась сто с лишним лет, и я решил увидеть город своими глазами.
Тем паче, что Синан наверняка вел в Будапеште строительные работы.
Новый год я всегда встречал с девушкой. К моим географическим метаниям она давно привыкла. Узнав про город, она отправилась покупать путеводитель и разговорник.
Это было самое элегичное путешествие из тех, что мы провели вместе. Она чувствовала, что скоро мы расстанемся, и это делало ее уступчивей, мягче.
Будапешт стоял сырым и притихшим, как осенний сад. Мы пили глинтвейн, закусывая кренделями на лавочках. Мы сидели на ступенях у позеленевших монументов и кормили собак, а потом переходили через цепной мост, под которым, как широкое фабричное полотно, шла и шла вода Дуная.
Дунай имел землистый зимний цвет, но по стремительному ходу видно было, что это живая и сильная река. В потоке мелькали вырванные с корнем деревья, и я думал о том, что еще утром эти деревья шумели где-нибудь на северо-западной окраине государства.
“Венгерский гуляш делают из дунайских утопленников”. Она двигала тарелку и заказывала рюмку “Уникума” в кафе на набережной.
