Винография:“Domaine Deletang”. Touraine, 2002.
“So Far” был второй или третьей пластинкой,
которая оказалась в руках Сереги Федякова, прозванного почему-то Федер-соном. Мы тоже его будем так называть. Итак, “So Far” был вторым или третьим фирменным диском, который перешел в его собственность в самом начале карьеры подпольного меломана. Стоил он столько же, сколько и первый, “Экзотические птицы и плоды” велеречивой группы “Прокол харум”: тридцать рублей. Поскольку Федерсон был студентом первого курса и еще не зарабатывал, он эти деньги сэкономил. Родители давали ему полтора рубля каждый день — на проезд, сигареты и обед в институте. Федерсон ездил зайцем, курево стрелял или покупал “Беломор”, а обедал в вегетарианской столовке на главной улице города. Там он брал только гарнир, а капустный салат и хлеб давали в столовке бесплатно, поощряя, видимо, любовь и уважение к животным. В среднем Федерсон тратил около тридцати копеек в день и экономил за неделю семь рублей. В месяц получалось двадцать восемь. Еще он получал повышенную стипендию — сорок пять рублей: учился Федерсон на пятерки, хотя науки ненавидел, но иначе было не скопить на фирменные диски. Дома он говорил, что получает обычную стипендию — сорок рублей, — и оставлял себе пятерку. Родители удивлялись близорукости
институтского начальства, которое не поощряет одаренных студентов, но справок не наводили. Оставшиеся сорок рублей делили надвое: половину в семейный бюджет, половину — Федерсону. Таким образом, в месяц набегало чуть больше пятидесяти рублей, из которых сорок — сорок пять можно было тратить на диски. Сначала Федерсон покупал пластинки по тридцать рублей — немного затертые, в потрепанных конвертах, заслуженные. Здесь были в основном группы и артисты известные, знаменитые, однако в его городе не популярные: “Прокол харум”, “Муди блюз”, “Степпенвулф”, Кэт Стивене, “Кросби, Стиллс, Нэш энд Янг”. Музыка их была благородно-мужественной, печальной, звучание — немного замшелым, но нетронутым тогдашними модами на диско, хард-рок и панк. На толчке Федерсон находился в ценовой категории от тридцати пяти до сорока пяти рублей за пластинку, менялся редко и неохотно, зато каждый месяц покупал по одному, а то и по два диска. Летом после первого курса он подрабатывал на заводе, а уже на втором курсе стал за деньги писать курсовые работы. Его чуть было не поймали, но обошлось. Федерсон крайне редко обновлял гардероб, питался по-прежнему плохо, курил только папиросы, зато к четвертому курсу у него было уже около пятидесяти пластинок. Он держал их в особом шкафу, ключ от которого был только у него. Вечерами он слушал печальные благородные баллады на басурманском и мечтал о любви и загранице. Девушки не любили Федерсона за скупость и за то, что он был плохо одет. К тому же он совсем не умел пить и блевал с полстакана “Агдама”. В конце четвертого курса его поймали на пластиночном толчке менты. Это были времена Андропова, когда принялись бороться с “нетрудовыми доходами”. Менты попались добрые и готовы были отпустить Федерсона, если он принесет им тридцать рублей, но он потребовал вернуть конфискованные у него диски и наотрез отказался давать взятку. Тогда они повязали его и отвели в отделение милиции. Там на Федерсона составили протокол и написали письмо в институт. В институте тоже шла борьба за идеологическую чистоту и против нетрудовьж доходов, поэтому Федерсона исключили из комсомола и из самого института. Затем его тут же забрали в армию — еще шел весенний призыв. После учебки Федерсона направили в Афганистан, где он вместе со своим взводом попал в засаду и был убит. Гроб в Н-ск пришел пустой — тела так и не нашли. Родители Федерсона не решались открыть шкаф с пластинками — надо было взламывать замок, а это казалось им кощунством. Сначала умер его отец, а затем и мать. Когда родственники, получившие их квартиру по наследству, взломали шкаф, они увидели пятьдесят пластинок, покрытых толстым слоем пыли. Что делать с ними, они не знали — на дворе стоял 2005 год и старьж проигрывателей ни у кого уже не было. Пришлось выбросить диски на помойку. Там их случайно обнаружил молодой парень, диджей, который жил в том же доме. Он забрал пластинки домой, и потом в течение нескольких месяцев в самой модной дискотеке Н-ска публика плясала под сэмплы из старых добрых хаерастых песняков.
