— Веревку лови! — скомандовал Кузе. Не дать, главное, ему опомниться.
Прикрутил узлы к багажнику. С Нонной залезли на заднее сиденье.
— Вперед!
Кузя, испуганно озираясь, выруливал со двора. Кругом кишел малый и средний бизнес — ящики, коробки, фургоны. А когда-то был красивейший двор!
— Батю своего придерживай! Падает! — процедил Кузя сквозь зубы. И это представитель одного из прогрессивных течений нашей политики! Где же сострадание к ближним?
— Слушаюсь! — откликнулся я. Излучать уверенность во всех направлениях — моя обязанность. Мне бы кто уверенности одолжил! Я вытянул из джинсов ремень, закинул бате на грудь, пристегнул к сиденью.
— Как-то ты жестко, — пробормотал Кузя. Вот оно, сострадание.
— Рули!
Мы выехали на шикарный Невский, слегка подпортив пейзаж. Ничего! Перебьются! Перелетели Неву. Отец вдруг вышел из глубокой задумчивости, повернулся и произнес, стеснительно улыбаясь:
— Слушай… надо бы вернуться.
— Что забыли?! — рявкнул я.
— “Всемирную историю”! — совсем уже стеснительно произнес он.
— Двадцать восемь томов? — воскликнул я.
Кузя в ужасе заюлил рулем и чуть не съехал в реку. Двадцать восемь томов расплющили бы его коробочку! Отец писал капитальный труд — “Историю селекции с древнейших времен”, и “Всемирная история” ему, конечно, была нужна… но возвращаться — плохая примета. Тем более я и не собирался эту “Историю” брать.
— Пря-ма! — я Кузе сказал, а отцу ласково объяснил: — Отдыхать едем.
2
Отдых начался своеобразно. У Разлива шоссе ремонтировалось. Мы телепались по узкой объездной дороге в облаке дыма и пыли. Вначале отец вроде бы поперхнулся, закашлялся, потом стал хрипеть.
— Сворачивай! — Я ухватил Кузю за плечо.
— Куда?
— В улицы давай!
Боюсь, что Кузя в последний раз меня перевозит.
Я видел в зеркале, что глаза отца вылезли, обычно ласковое, насмешливое выражение исчезло, появилась какая-то муть.
— В больницу рули! Вот сюда, налево.
Пятнистый охранник — уже и в больницах зачем-то охранники! — сначала нас даже не пускал, отмахивался. Потом, пригнувшись, увидел отца и взмахнул шлагбаумом.
Просто райский сад какой-то, а не больница! Вот здесь и отдохнем.
У приемного покоя я схватил каталку, пустил ее по пандусу. Взгромоздил на нее отца. Колесики встали поперек. Пришлось нагибаться, поправлять. Въехали. Глаза отца закрыты, распахнут рот. Кадык его прыгнул: сглотнул. Нагретая солнцем большая комната.
— С чем пожаловали? — бодро встретил нас лысый доктор.
— Вот… отец.
— Да, да… И что вы хотите?
