— Рекомендую розги. Свежие, неиспользованные.
Слышал: она переставляет ведро (входя в комнату, он ведра не заметил). Неужели розги в ведре?
Его даже в детстве никогда не пороли, даже во втором классе, когда в паспорт дедушки он зачем-то вклеил почтовые марки…
Но ведь черным по белому было: “поркотерапия” — сам же читал! Чему теперь удивляться?! Или ты настолько во всем разуверился, что даже не веришь печатному слову?..
В воздухе свистнуло, и его обожгло.
— А!
— Нравится? Я тебе покажу, что такое депрессия!
— А!
— Я тебе покажу, как сопли пускать!
— А!
— Я тебе покажу…
Но прежде чем его в четвертый раз стегануло, Лев Лаврентьевич закричал, словно звал он на помощь:
— Аааааааа!
Ответом ему был громкий и резкий визг, явно не госпожой издаваемый.
— Зараза! — сказала мучительница.
Повернув голову, увидел что-то круглое на стене — вроде кастрюльки, и над этим предметом металось визжащее существо.
— Барометр, — сочла возможным пояснить госпожа. — При резком звуке выскакивает обезьянка. Если хлопнуть в ладоши или крикнуть, как вы. Это мне муж подарил.
И вовсе не властным был сейчас ее голос, а просто громким, чтобы обезьянка не заглушила слова. В голосе госпожи Льву Лаврентьевичу даже почудилась нотка нежности, но, возможно, только почудилась, хотя как знать, как знать…
Обезьянка замолкла.
— Госпожа… вы замужем?
Должно быть, она поняла, что дает слабину, и, собрав волю в кулак, вновь остервенела:
— Я тебе покажу замужем!.. Я тебе покажу, что такое семейные узы!.. Я тебе покажу, как жене изменять!..
Ему бы сказать, что он не изменяет жене, разве что только сейчас, если это можно назвать изменой, — но нельзя, определенно нельзя, ибо сказано ж: “без интима”! Ему бы объяснить… да как тут объяснишь, когда:
— Вот тебе!.. Вот тебе!.. Вот тебе!..
— Хватит! — взмолился Лев Лаврентьевич, боясь вспугнуть обезьянку. — Довольно!
— Молчать!.. Ты еще и на двадцать зеленых не получил!.. Получай!.. Получай!.. Получай!.. Нет, вы видали такого, он решил, я деньги просто так беру?! Я тебе покажу “хватит”!.. Я тебе покажу “довольно”!.. Вот тебе, гад!.. Вот тебе, гад!.. Суицид, говорит!.. Жалобы на жизнь, говорит!.. Падение нравов, старый хрен, говорит!.. А за кого ты голосовал, ублюдок?.. Я тебя научу, за кого голосовать!.. Я тебя научу не ходить на выборы!.. Я тебе покажу падение нравов!.. Я тебя научу любить человечество!..
— Госпожаааа!.. — простонал Лев Лаврентьевич и ойкнул, как икнул; это был последний хлест.
