Но теперь Алабин настаивал — куда же он отправится среди ночи за помощью? Машины у него нет... Он старик. Он старый. Единственное, что он сам сейчас может, — это глотать вино, чтобы до утра поддержать силы. Кровь-то кап-кап. Сочится!.. Ранили, хоть и неглубоко. В это плечо. Вы ведь слышали — стреляли?
— Слышала. Я слышала и ваши шаги.
Она колебалась.
— Ладно, — сказала нерешительно. — Попробуем…
Встала, натянула во тьме свитер. Надела юбку.
— Спасибо, Аня. Но я... Мне, право, совестно... просить вас. Но ведь я не знал, как быть… Так неожиданно и нелепо он в меня выстрелил!
Она зажгла ночник. Увидела рану. Помогла снять рубашку.
— Я не умею перевязывать.
— Я подскажу.
Она достала початый бинт.
— Надо бы еще один, — попросил Алабин.
Он видел, что рана невелика. Пуля, содрав изрядно кожу, лишь на исходе рванула мясо. Лечить долго не придется… пройдет!
Аня достала второй бинт.
Перевязали. Алабин подсказывал, она бинтовала. Он помогал ей здоровой рукой. Ничто так не сближает мужчину и женщину, как слегка пролитая кровь.
— Теперь выпить.
Он нашел на столе тонкостенный стакан. Пробка бутылочная была им заранее стронута с места (чтоб обойтись без штопора). Алабин пил по полстакана. Раз и другой… А Аня сидела напротив.
Слегка хмелея, старикан стал тихонько напевать, какая-то мелодийка: тра-ля-ля... тра-ля-ла.
Он протянул ей ее полстакана: теперь ты.
— Я выпью, но вы сразу уйдете.
— Да.
Потом они сидели короткое время молча.
— Луна высокая. Вам надо на улице быть осторожнее, — сказала она.
Только теперь Алабин заметил, что в спальне посветлело.
— Луна — моя подружка.
Он начал было наливать ей вторые полстакана, но она отвела его руку.
— Аня.
— Нет.
Она (молодая и начеку! как в телефильме!) решительно взяла бутылку в руку и пошла к распахнутому окну:
— Допьете сами?.. Или — я все выливаю.
Старикан спохватился:
— Допью, допью!.. Заберу с собой.
Он уходил с бутылкой, прихватив ее болевшей рукой, а Аня, вся серьезная, провожая до дверей, как-то очень ловко удерживала дистанцию. От него. От его здоровой руки. На расстоянии… Не дала и слегка себя обнять.
— До свиданья, Аня.
А она (и здесь чуткая) не ответила.Свиданье— значащее слово.
Той, первой ночью он и взял ее только потому, что тихо-тихо пристроился к спящей. Просто лежал. Потому что тоже чуткий. И только после развернул ее к себе. Чтоб лицом к лицу. Чтоб честно.
Луна еще и еще набирала высоты. Старый Алабин, выпровоженный и тихий, вышел на пустынную дорогу… Шел, прижимая раненую руку. Ни души. Ни даже собачонки.
