— Мать только что похоронили, — укоризненно сказал мне брат, — а ты уже интересуешься наследством. Нехорошо.
Я устыдился: и в самом деле неладно. Однако подумал: “Интересненькое дело: забраться в материн сундук, выпотрошить ее ридикюль и завладеть документами — это нормально, высоконравственно, а спросить, каково завещание, — нехорошо, стыдно”.
Брату я объяснил:
— Видишь ли, сейчас весна, пора копать огород…
— Ну разве я тебе запрещаю! Копай, сажай.
Он сказал это с видом великодушия, тем самым живо напомнив мне блаженной памяти дядю нашего Ивана Степаныча: тот бывал столь же “благороден”, распоряжаясь родительским домом или коровой родной сестры. Так что наследственность брала свое.
— Одно дело — явиться в огород, имея на то право, — осторожно пояснил я брату. — И совсем другое — по твоей милости. Если мне тут не принадлежит ни пяди земли, я сюда и шагу не ступлю… из уважения к твоей частной собственности.
— Вот пройдет полгода, — с важностью, как хозяин положения, отвечал мой брат, — тогда и решим.
Наверно, полагал, что я не знаю вот чего: через полгода затевать хлопоты о принятии наследства мне будет уже поздно — ясно же, что за этот срок он вступит во владениеудельнымкняжеством,а потом что? Вставать в позу просителя: позволь, мол, на грядке посадить лучок с редиской. И он явит свое великодушие: разрешит.
Перед его отъездом в Ковров я снова спросил:
— Так где же все-таки материно завещание?
— Оно у меня, — отвечал он после паузы.
— Я хотел бы с ним познакомиться.
— Что ты так спешишь! — рассердясь, опять укорил он. — У нас же договоренность — ты забыл? — когда будем продавать дом, то по-по-лам! На равные доли! Ты что, мне не веришь?
— Верю, верю, — утешил я его.
Хотя неясные подозрения уже зашевелились в моей голове. Это были унизительные для нас обоих подозрения, но они, увы, потом подтвердились.
— Независимо от того, что написано в завещании, — по-по-лам, — еще раз повторил он.
Благородство брата было налицо. Но я озаботился вот чем:
— Может быть, в доме прописаны квартиранты, хотя и не живут там? Такое бывает… Тогда продажа усложнится.
— Оля, где домовая книга? — нехотя спросил он у своей дочери.
— Я не знаю, — тихо отвечала та, сводя глаза к переносице.
Наукой доказано экспериментально: постоянное притворство и лганье на бытовом уровне влекут физиологические последствия, поэтому глаза моей племянницы скашивались непроизвольно и голос обретал столь фальшивое, лицемерное звучание, что меня слегка коробило.
