Новый мир, 2008 № 04 | страница 2

Расправляет аксельбанты цезарь зелени — июль,

в травах блещут бриллианты от лихого свиста пуль.

Время выпито из плошки, жизнь сквозь пальцы утекла.

Ворон топчет на дорожке крошки битого стекла.

Прогоняет тетя Валя эту птицу со двора

под невнятный шепот Даля и солдатский крик “ура!”.

Дядя Вася точит лясы, отдает солдатам честь,

копит на зиму запасы — что ему Благая Весть?

С самогонным аппаратом, непонятным, как квазар,

говорит он: “Шли солдаты, аты-баты, на базар”...

3

Мы вязали полынные веники

и полы аккуратно мели,

а какие-то эники-беники

копошились в словесной пыли.

Если в старости к детству прислушаться,

то на жизнь потеряешь права:

всею тяжестью время обрушится

в непонятные эти слова.

Что ж, слова — не монеты, не ценники,

а хранилище вздохов и слез.

Что за “эники” ели вареники,

если “беники” делали “клец”?

Выручала волшебная палочка

тех, кому невозможно помочь,

и дурацкая эта считалочка

про матроса, ушедшего в ночь.

*     *

 *

Есть два дерева — лавр и секвойя,

чья листва зелена и суха.

Есть три времени — время покоя,

время памяти, время греха.

Ветви ивы висят, словно плети,

лед стеклянным звенит бубенцом.

Существуют три встречи на свете —

с мужем, сыном и блудным отцом.

А четвертая смертной стрелою

в камень бьет, на котором стоим,

и уводит от Дафниса Хлою,

и сшивает стальною иглою

душу старости с детством твоим.

*     *

 *

День проходит без смысла и толка,

но летят пауки в облаках

с небольшими запасами шелка

в небогатых заплечных мешках.

Среди прочих вещей непонятных

возникает такой артефакт:

платье осени в шелковых пятнах

небольших серебристых заплат.

И, запутавшись в гуще событий,

царь природы в железном венце

вдруг почувствует шелковых нитей

тонкий холод на трезвом лице.

Вечность невод раскинула тайный...

В паутине ее мы могли б

притвориться толпою трамвайной

или стаей бессмысленных рыб

иль, насытившись смертью мгновенной,

сняв сосновый пиджак мертвеца,

вдруг проснуться с улыбкой блаженной,

паутину стирая с лица.

Соловьев Сергей Владимирович родился в 1959 году в Киеве. Поэт, прозаик, художник. Автор книг: “Пир”, “Междуречье”, “Крымский диван”, романа “Аморт”. Лауреат премии Бунина. Живет в России, Германии, Индии. В “Новом мире” публиковался его рассказ “Сухая балка” (2007, № 3) и стихи “Шаль” (2007, № 8).

Журнальный вариант.

...Ведь и Атман бессилен перед природой счастья.

Шветашватара-упанишада.

Индия снилась, как девочка, как Пушкин.

Виктор Соснора.

Баньян — дерево, род фикуса, семейство тутовых. Высота до тридцати метров, площадь — до пяти тысяч квадратных, имитирует собой целую рощу. Отношения с почвой призрачные, эпифитные. Питается сверху — пыль, осадки, — а также другими растениями. Ветви растут по неизъяснимым траекториям: вверх, вниз, в стороны, возвращаясь, пронзая ствол, выпрастываясь, уходя в землю... Собственно ствола у этого древесного вавилона нет. Или, говоря теологически, он везде и нигде. Живет веками. Содержание второстепенно, — писали индусы, его ровесники, — идеи сочтены, сюжеты известны, произведение остается открытым, обрываясь там, где исчерпывается его стиль, форма. В Индии — священное, эмблематичное дерево. Дает широкую тень.