Раскрыв калитку и положив на порог садового домика сумку с провизией, старик первым делом старательно обходил сад. Сорвав мимоходом, жевал первые выглянувшие из земли терпкие перышки молодого, сам собой растущего чеснока (сортовой, с крупными головками, посаженный с осени и тоже уже проросший, старик не трогал). Раздевшись до пояса, принимался за работу. Понемногу, не спеша приготовлял ровные, точно по линейке прочерченные грядки — морковка, свекла, фасоль, укроп. Выпрямляя усталую спину, еще раз осматривал сад, прикидывал, где будут посажены огурцы, помидоры, капуста и перцы. В апреле, несмотря на пышущее солнце и потемневшие от загара руки и спину, тепло было еще непрочным, земля вместе с талой снеговой влагой хранила в себе еще и губительный зимний холод.
Лишь после заморозков, случившихся, как положено, на майские праздники (старик за тридцать пять лет по пальцам мог перечесть года, когда их не было), дождавшись, когда стает засыпавшая проклюнувшуюся уже редиску снежная крупа, старик решил, что во вновь прогревшуюся землю пора высаживать рассаду. Несло перегаром от дочери, в дачном автобусе — старик не решился нести рассаду пешком — вяло мотавшей всклокоченной головой. Лишь на свежем воздухе дочь немного пришла в себя. Трясущимися пальцами держала ворсистые, хрупкие стебли помидорной рассады, пока старик готовил лунки, бережно окутывал обнажившиеся было корни черной садовой землей. Когда он предложил обедать, дочь, не попробовав даже сваренной на костре гречневой каши, заявила, что пойдет поболтать с соседкой, и исчезла. Старик, разомлев от еды, посидел немного перед домиком, потом принялся в одиночку копать лунки, рыхлить, пересаживать из ящика стебель за стеблем, поливать водой. Распрямляя ноющую спину, посматривал на неумолимо катящееся к горизонту солнце, светло улыбнулся, вспомнив прочитанный накануне рассказ писателя Пришвина про то, как, живя в тихом лесном домике, он прикармливал гречкой случайно залетавшего грача. Подошедшая в этот момент к забору соседка Алеся остановилась с виноватым, сочувственным видом:
— Дедусь! Иди Наташку свою забирай. Лежит на перекрестке, переедет ее еще кто.
Шатающуюся, в пьяном беспамятстве что-то лепетавшую дочь старик уложил спать на единственную в садовом домике широкую двуспальную кровать, сам на ночь пристроился рядом. Рассады в привезенном ящике оставалось — завтра весь день сажать не пересажать.
На другой день вечером, вернувшись домой, старик в почтовом ящике нашел открытку: старшая дочь из Ставрополя запоздало поздравляла отца с уже прошедшим, забытым за делами днем рождения. Старик с полминуты рассматривал красивый, буковка к буковке, почерк старшей дочери, пожелания счастья, здоровья, долгих лет. Наташке привет. Под всем этим рельефные, с тенями, как старик сам не нарисовал бы, наискосок красные и синие буквы: “Приезжай в гости!”
