Новый мир, 2005 № 03 | страница 69
Может быть, он слишком уставал на железной дороге? Может, живописцу, как и музыканту, нельзя огрублять тяжелым трудом руки?
Полуночник не звонил. Иногда Охлопкову казалось, что тот что-то такое знает... Да нет, конечно, дело не в этом, какие еще подсказки? что он, ученик у доски?
Вот пример стоика: лейтенант Скрябин, ушедший в глухое подполье — навсегда. В этом что-то средневековое. Безымянное служение. Франциск Ассизский увлеченно читал проповедь птицам, — ну так птицам же, и об этом все-таки стало известно. А лейтенант играет пустым креслам. И никто ни о чем не ведает.
Утром Охлопков застал Ирму не одну, соседка попросила попасти прихворнувшую дочку, и та корпела, высунув язык и шмыгая носом над альбомом с акварельными красками.
— Я ей дала твои краски, — сказала Ирма.
Девочка покосилась на Охлопкова. Он кивнул ей.
— Сейчас что-нибудь приготовлю, — заторопилась Ирма.
Охлопков вышел следом, нагнав в кухне, схватил за талию, она повернула светлое бледное лицо в веснушках, приоткрыла рот, он поцеловал ее, она дала ему язык, улыбаясь щелками зеленых сияющих глаз, потом легонько оттолкнула.
— Почему бы ей не сидеть у себя с моими красками? — спросил Охлопков.
— А ты в детстве не боялся один? в пустой комнате? — ответила она вопросом, зажигая газ.
— Нет.
Она дунула на спичку: фу! — и посмотрела на него с укоризною.
— Не боялся?
— Ну, боялся. Но любопытство было сильнее.
— Какое любопытство? — спросила она, ставя на газ чайник и черную сковородку.
— Что такое пустая комната. И меня до сих пор это удивляет: отсутствие.
Ирма приподняла золотистые брови, качнула хвостом рыжих волос, туго перехваченных черной резинкой. Ему нравилось, когда она так гладко зачесывала волосы, — тогда в ее лице появлялось что-то от молодого животного... неизвестной породы; она так крепко и тщательно убирала волосы в хвост, что кожа на скулах натягивалась и глаза удлинялись, как у немок Лукаса Кранаха Старшего.
— Не понимаю, чем это интересно. Скучно же?
— Нет, наоборот: печаль и какая-то глубоко запрятанная радость.
Она улыбнулась.
— Ты хочешь все это объяснить девочке?
— Нет, больше всего я хочу...
Дверь скрипнула. Ирма оглянулась, шепнула: это она, ты пойдешь — или я?
— Ладно, я послежу за чайником и яичницей.
Она вышла из кухни.
Он смотрел, как волнуются складки халата вокруг ее бедер.
Из-под плиты высунулся таракан, поводил усами и быстро исчез.
На одном из столов громоздилась грязная посуда, это был стол еще одного жильца, летчика, некогда мыть посуду, если ты выполняешь различные задания родины. Лида порывалась помыть сковородку, тарелки, чашки, но сын, расторопный пэтэушник Витька, предупредил, что расколошматит чисто вымытую посуду небесного работника. Тут были какие-то тайны, черт их знает. Охлопкову не хотелось вникать. О, тараканьи бега нашей действительности!