ещеодного попугая? Но попугай все-таки всех отвлекал, урок пошел насмарку, и Нисон Ясонович вынужден был учинить дознание. Быстро выяснилось, чей это попугай. Ну, хотя бы умеет он говорить? — поинтересовался учитель у Севы. Сева, конечно, хотел честно ответить: нет. Но вместо этого сказал, что умеет. Ну, пусть скажет. Боится. А, мм. И какие слова он знает? Ни одного по-немецки! — зачем-то выпалил Сева. Не сомневаюсь, ответил Нисон Ясонович. Капитан Миноров был вызван в школу. Что он мог сказать, вернувшись? Ровным счетом: ни-че-го.
Охлопков отыскал нужный дом и сразу увидел Севу. Тот лежал под автомобилем красного цвета возле гаража. Из-под автомобиля торчали длинные ноги, предназначенные мерить болота. Но, возможно, это был и не птицелов. Охлопков кашлянул и спросил, нельзя ли увидеть Всеволода Минорова. Под автомобилем перестали орудовать гаечным ключом.
— А кто его спрашивает? — послышался немного тягучий гнусавый голос.
— Дервиш.
Из-под автомобиля высунулась голова в спортивной синей шапочке, на полном сероглазом лице зрели пышные пшеничные усы.
— Дембель?!
Сева Миноров выбрался и встал в полный рост. На нем была перепачканная одежда, и руки чернели от мазута, так что они ограничились улыбками и приветствиями. Сева раздался вширь, потяжелел. Голос его звучал грубее, ленивее, чем прежде, но тягучие гнусавые нотки хорошо узнавались.
— Один? А Толик?
— Не смог.
Сева насмешливо кивнул; последовали вопросы — обычные вопросы давно не видевшихся друзей.
Сева работал экспедитором, возил в соседние области холодильники. В свободное время занимался хозяйством — вот ремонтировал “Москвич”, тещин, не свой. Своя у него будет настоящая машина, а это так, пока. Пока не накапает достаточная сумма. Из разных источников.
— Да нет, — ответил он на недоверчивый взгляд Охлопкова, — никакой контрабандой я не промышляю, ничего левого. Все только правое. Пойдем, э-э, на экскурсию, — позвал он.
И они прошли в сад, обогнув большой дом с железной крышей. Сад перегораживали веревки с бельем, как видно, недавно была большая стирка. Сева поднырнул под веревку. Охлопков за ним. Они приближались к черно-серым дощатым сараям. Охлопков испытывал странное чувство “уже бывшего”, “уже виденного” — ну, этот известный психический эффект. Просто он еще немного волновался, узнавал и уже не узнавал друга, птицелова? мастера лесных интермедий и воздушных змеев?
— Здесь вот у меня дубильня и выделочная, — сказал Сева, распахивая одну дверь и указывая на какие-то ванны, скребки и всякие иные приспособления.
