За окном пространство-время черно,
как волна на Стиксе.
* *
*
А все-таки надежда теплится
на бытование глагола:
звук, замкнутый в строфе, колеблется,
в гортани тает -оро-, -оло-,
пока язык, живущий в колоколе,
раскачивается ударно,
и все, что зелено ли, молодо ли,
гуляет парками попарно,
и сталкиваются созвучия
с решеньем краевой задачи,
внезапным резонансом мучая —
и чуть не плача.
* *
*
Я всегда легко уходил от живых.
Я махнул рукой: “Что за дело до них?
Я все заново переиграю”.
Но потом наставал непрошеный миг,
и они возвращались ко мне, умирая.
Мое поколенье
Мише Бутову.
Мы пришли непоправимо рано.
Или поздно. Но не ко двору.
Воробьевы горы. Панорама
на промозглом мартовском ветру.
Жизнь крошилась, била и рябила.
Снег лежал как грязные бинты.
Если это было, это было
тем, что помню я и помнишь ты.
Помнишь молодые эти лица?
Замыслов туберкулезный чад.
Дорогие нам самоубийцы
рядом оглушительно молчат.
Столько горя в этой укоризне,
что слова текут в небытие.
Второпях отброшенные жизни —
страшное сокровище мое.
Хорошо свободное паденье,
жаль, недолго. В сторону реки
вырожденье наше — возрожденье
трудно поднимается с руки.
Может быть, еще не все в отстое?
Может статься, именно сейчас
наше солнце, мартовское, злое,
к жизни разворачивает нас.
Зорин Леонид Генрихович родился в 1924 году в Баку. Окончил Азербайджанский государственный университет и Литературный институт им. А. М. Горького. Автор многих книг прозы и полусотни пьес, поставленных в шестнадцати странах. Живет в Москве. Постоянный автор “Нового мира”.
1
Кончалось двадцать второе столетие. В один из горячих, пылающих полдней морщинистый седобородый мужчина вернулся на остров, где он родился. Звали его Елисей Сизов, а остров назывался Итака. Какой остроумец так окрестил свою миниатюрную родину — сегодня уже никто не помнил.
Никто не помнил и об Итаке, забытом и тесном клочке земли в географическом тупике.
Его обитатели приложили немало усилий, чтоб их забыли. Их и забыли благополучно. На свете и не то забывали. И эти странные островитяне, оберегавшие столь ревниво свою заветную суверенность, могли существовать не тревожась. Похоже, что голубая планета, занятая своими делами, не знала о зеленой лужайке, некогда выплывшей из пучины. Тем более что вторая Итака (возможно, так названная не из насмешки, а из уважения к Элладе) была расположена столь причудливо, что не имела ни стратегического, ни даже коммерческого значения.
Был слух, что обычно каждую фразу медлительные аборигены всегда начинали словом “итак”. Конечно, и это объяснение могло быть шуткой, однако на острове неведомо кем была воздвигнута увесистая громоздкая статуя, и это странное изваяние назвали статуей Одиссея. А знаменитого мореплавателя здесь объявили своим прародителем, учителем и в это поверили. Мифы всегда находят спрос.
