Вернув все в первоначальное состояние и зашив технологические прорези своим фирменным стежком, Виктор Петрович решил исследовать позвоночник. Для чего перевернул пациентку кверху спиной.
На левой лопатке было приличных размеров родимое пятно, почти точно воспроизводящее эмблему сигарет “Кэмел”. И даже морда была повернута в ту же самую сторону — справа налево.
Виктора Петровича прошиб холодный пот.
Но не потому, что он, волнуясь, достал сигарету из пачки с точно таким же верблюдиком. Причина была иной.
С матерью этого трупа он виделся в последний раз лет двадцать пять назад. И именно в этом же самом месте. Тогда он испытал шок. Но не оттого, что труп попал к нему на стол уже взрезанным — снизу и почти до пупа. Нет, уже тогда он видал картины и похлеще. Это был труп той, с кем он непродолжительное время встречался. И был близок.
Потом, когда они уже расстались — без склоки, но в состоянии полного обоюдного почти отвращения, — она вдруг заявила, что беременна. И что время для аборта уже упущено. И он холодно ответил: это твои проблемы. На этом все и пресеклось. До того самого момента, когда он увидел ее вспоротой.
Выяснил, что погибла совершенно случайно. Шла со своим огромным животом по улице, и с крыши на голову обрушилась сосулька. Хоть и не наповал, но никаких шансов не было. Удалось спасти лишь ребенка, девочку, которой уже пора было являться на свет.
Понял, что это его дочь. Ходил — крадучись, словно вор, прячась, скорее от самого себя, — смотреть. И запомнил, как выяснилось — на всю жизнь, верблюдика. Тогда еще совсем маленького. Теперь верблюдику было двадцать пять лет.
Конечно же, о том, чтобы взять дочку себе, даже мысли не было. Тогда еще не готов был. Двадцать три, ветер в голове, вся жизнь впереди. Чистая, словно стерильный бинт, который слепой рок пока еще на размотал и не испещрил кровяными и гнойными пятнами.
Да и кто бы ему отдал?
Хоть сердце и ёкало, но знал, что у нее, у матери, вроде бы родители были. И еще не старые. Поэтому вскоре из головы выкинул. Чего уж там, коль вся жизнь впереди. Чистая, как белье, которое перед похоронами надевают на труп.
— Так вот оно как вышло, — шептал он, сидя на табурете перед своим рабочим столом и смоля “Кэмел”.
Угрызения совести? Ведь мог бы быть рядом, должным образом воспитать, понизить уровень мистического восприятия мира, помочь с учебой и профессией, приземлить и огрубить эмоциональность.
Нет, этого не было. Не было никаких угрызений.
