С улицы веет холодком. Жанка беззвучно повторяет: “Человек всё-таки, человек всё-таки”, и постепенно, от осознания своей человеческости, ей становится ужасно себя жаль.
Он появляется ровно в восемь. Пунктуальный, думает Жанка. Такой нарядный.
Жанке хорошо его видно. Стоит, облокотясь спиной на детские качели, делает вид, что спокоен, а на самом деле очень встревожен. Беспрерывно оглядывается, нервно застёгивает и вновь расстёгивает верхнюю пуговицу на рубашке. Ждёт. Боится, что не приду.
Может, я поступаю неправильно, думает Жанка, жадно глотая каждое его движение, каждый жест. Может, иногда нужно думать только о себе. Может, это такое испытание.
Жанка бросается быстро натягивать платье. Подожди, шепчет она, подожди, я сейчас!
Слышно чей-то разговор. Жанка смотрит в окно.
Он стоит, как и раньше, облокотясь о детские качели. Рядом с ним Ирма Ивановна переминается с ноги на ногу.
— Ваня?! — громко говорит Ирма Ивановна. — Что ты здесь делаешь?! Вот так встреча!
— Встреча, — неохотно говорит он, растерянно оглядываясь. — Вот так встреча, Ирма.
— Я вообще-то собиралась на день рождения к одной знакомой, но помнится, кто-то недавно грозился повести меня в кафе... Если предложение остаётся в силе, то я са-гласна, ладно, так и быть...
Ирма Ивановна кокетничает своим довольно натренированным телом, всеми своими бицепсами и трицепсами.
Ваня молчит.
Жанка плачет.
— Я жду одного человека, — неуверенно оправдывается Ваня.
— Женшчину?! — Ирма Ивановна театрально надувает губки.
Ваня молчит.
Жанка плачет.
— Если ты ждёшь Жанку, Ва-ничка, то тебе не повезло, да-ра-гой. Я её ещё полчаса назад встретила в парке. Со Стёпой-кондуктором...
Ваня молчит.
— Я не напрашиваюсь, Ваня, — неожиданно строгим тоном заявляет Ирма Ивановна. — Никогда не была второй и не собираюсь. Адью!
И очень медленно, покачивая бёдрами, отходит в сторону.
Ваня последний раз оглядывается. Смотрит на часы. Половина девятого.
— Ирма! — кричит он. — Подожди. С тобой так трудно договориться! Какая-то ты непонятная!
— Женшчина должна быть за-га-дачная.
— Ирма...
— Ваня...
Они исчезают за углом, а Жанка наконец вытирает мокрое от слёз лицо.
Ей хочется кричать: сука! ты всё врёшь!
Но ни звука с уст.
Жанка стягивает платье. Снова усаживается на подоконник и глубоко дышит. Только дышит.
Сумерки становятся густыми. Соседние дома тонут во тьме.
Она не плохая, думает Жанка, она просто любит его, иначе зачем бы ей быть такой подлой.
Гнев, что собирался внутри, растворяется в тихой печали.
