Ирма Ивановна отворачивается от Жанки, всем своим телом демонстрируя, что гусь свинье не товарищ, что она с Жанкой вообще не знакома. Дежурный по вокзалу останавливается в нескольких шагах и что-то объясняет толстой женщине в соломенной шляпе и в белых бриджах.
— Ирма, ты меня слушаешь?
— Слушаю, Жанка, слушаю. — Ирма Ивановна вытаскивает из-под прилавка косметичку и украдкой подкрашивает губы.
— Я уже немного разузнала про ночных мотыльков. Их ещё называют совками. Красиво, правда? У ночных мотыльков на крылышках чёрные кружочки, словно глаза совы. Поэтому они и совки. У самого большого ночного мотылька размах крыльев тридцать сантиметров. Он серебристого цвета и называется Агриппина. Тебе нужно будет его достать. То есть её. Кстати, можешь и свою фирму так назвать. “Агриппина”.
— Угу, — бормочет Ирма Ивановна, и Жанка снова повторяет:
— Агриппина.
Дежурный по вокзалу тихо заходит Жанке за спину и почти на ухо шепчет:
— Один с абрикосовым джемом, пожалуйста.
Жанка вздрагивает. И Ирма Ивановна вздрагивает. Ирме Ивановне хорошо всё видно и всё понятно. Она в таких вещах не ошибается. Она знает мужчин как облупленных. Он с ней заигрывает! Он подбивает клинья к этой абрикосовой... тьфу... к пирожковой принцессе.
— Гривна пятьдесят, — шепчет в ответ Жанка и смущенно, как это бывает только в дамских романах, опускает глаза вниз.
— Я думал, мне бесплатно.
— Бесплатно только последний пирожок.
— Тогда я беру последний.
— Но у меня ещё полная коробка. Я не знаю, какой пирожок окажется последним.
Он молчит, но Жанка слышит, как учащённо он дышит. Его дыхание щекочет ей шею.
— Пойдём сегодня в кафе, Жанна?
— Не знаю.
— Ну так решай.
— Я люблю, когда у меня есть много времени, чтобы решать.
— Не раздумывай долго, а то я могу раздумать.
— Если можешь, то раздумывай сразу.
Ирма Ивановна брезгливо сплёвывает на старенькую брусчатку мироновского вокзала. Баба Зоряна, которая как раз подметала рядом, бросает на Ирму Ивановну осуждающий взгляд. Фу, думает баба Зоряна, женщине стыдно так харкать.
Какая я счастливая, думает Жанка, прости мне, Боже, простите мне, Виктория Викторовна, простите мне все, но я такая счастливая.
— В восемь буду ждать тебя возле твоего дома, — говорит он.
— Не знаю, приду ли, — отвечает Жанка, а сама блаженно улыбается.
— Ты разобьёшь мне сердце, и все поезда по всей Украине остановятся в знак траура.
— А мне-то что? Я не езжу на поездах.
— Со мной будешь ездить.
Жанка мечтательно закрывает глаза и представлет, как они вдвоём едут на поезде, а за окном слепящее приветливое солнце и нескончаемые поля подсолнухов.
