Хозяин побагровел весь, глаза вылупились, я уж боялась, удар его хватит. Но ничего, сдержал себя. Велел младшему — мол, в дом ступай да меня дожидайся.
На миг жалость во мне взметнулась, чуть было не попросила я старика пожалеть сына, но подавила глупый бабий порыв. Заслужил паршивец строгого наказания.
А как довезли меня обратно, к дому, солнце уже закатилось, воздух прозрачнее стал, тени сизые повсюду протянулись.
На дворе темная фигура стоит. Подошла я ближе — так и есть, Таурмай. Глаза от слез опухшие, плечи трясутся. Давно, по всему видать, ждет.
— Ну чего ревешь-то, дурочка? — взяла я ее за руку. — Пойдем.
Отвела бедную женщину в дом, посадила на кухне, возле очага, похлебки бобовой ей миску пододвинула. Потом вышла ненадолго и вернулась.
— Вот, глянь, Таурмай, узнаешь?
И протягиваю расписку.
Побледнела она, руки затряслись. Еще бы ей не узнать.
— Была дрянь, — сказала я, взяла дощечку, швырнула в пламя очага. — И нет боле дряни. Страшного я духа на ростовщика напустила. Ингрийя зовется, восточным ветром ведает... Ты обо всем этом молчи, не то, глядишь, Ингрийя и на тебя перекинется... Дочке скажешь, мол, совесть у господина Гиуртизи проснулась, простил он вам долг...
Насилу я ее успокоила. Рыдала вдова, все мне ноги порывалась целовать. Выставила я ее из дома, а на пороге сказала:
— Что ж до платы, то я даром ничего не делаю. Возьму плату, но не сейчас... И не деньгами возьму. Когда срок придет, вызову тебя и объявлю, что мне потребно. То и сделаешь. А ныне ступай.
Проводив ее, повалилась я на циновку. Даже есть не было сил. Ни на что уже сил не было. Может, помирать пора? И так уж лишнее зажила...
Впрочем, успеется. Сперва постояльца проведать надо. Как его раны? Заживают-то быстро, но наставник Гирхан учил, что тут расслабляться нельзя. Кажется, будто затянулась рана, а под коростой она гноиться может.
С трудом дотащилась я до его комнаты, откинула циновку, вошла. Факел горит, Алан с Гармаем друг напротив друга сидят да нараспев тянут что-то. Ладно тянут, да только слова совсем мне незнакомые.
— Что, с богом своим разговариваете? — ухмыльнулась я.
— Разговариваем, тетушка, — кивнул Алан. — Хочешь попробовать?
Вскипело у меня все внутри. Гость-то он гость, но такое сказать... в чужом доме... в моем доме... Вот и вырвалось из меня некстати:
— Последний раз я с богами две с половиной дюжины лет назад болтала. Наговорилась по самую... — Я едва удержала готовое выплеснуться бранное слово. — Просить их — это все равно что солнышко мешком ловить. А кто сего не понимает, у того мозги перекошены. Не смей мне боле этого предлагать, понял?
