— Лезь, — сказал псоглавец.
— Я так пойду, — сказал он. — Пешком.
— Дурак, — сказал псоглавец. — У тебя ноги короткие. И у нее тоже. Садись, кому говорят!
Он забрался в телегу и сел, стараясь держаться как можно дальше от огромного тела под дерюгой. Инна умостилась рядом; ее нарядная кофточка была в грязи и саже, а юбка треснула по шву так, что виднелось белое бедро. Она стягивала шов руками; ей было неловко.
— Спасибо, — сказала Инна. Она смотрела прямо перед собой.
— Пожалуйста. — Он пожал плечами. — Но… зачем? Зачем таскать все это?
— Вы не понимаете. Они забывают. А там все, что он любил. Я покажу ему, он вспомнит.
Он вздохнул:
— Кто там у вас?
— Сын.
— Афган?
— Да.
Она помолчала.
— Он сам попросился, — сказала она потом. — Ему хотелось… казалось… что так можно вырваться. Что мы скучно живем, а это другая страна... что он посмотрит мир, дурень, ох дурень. Я его и не видела. Больше. Они вернули его в закрытом гробу.
Она заплакала беззвучно, только плечи тряслись. Он неловко погладил ее по спине. Телега, поскрипывая огромными колесами, катилась по пустой равнине, и собакоголовые шли рядом, вздымая ногами тучи серого пепла. На горизонте пылало пульсирующее багровое зарево, подсвечивая дальние тучи.
— Что там? — спросил он у идущего рядом псоглавца.
— У вас там взорвалось что-то, — сказал псоглавец. — В прошлом году. С тех пор светится вот так.
— Чернобыльская АЭС? — удивился он. — Здесь, за рекой?
— Где ж ей еще быть? — Псоглавец лязгнул зубами.
— Он любил читать про войну, — сказала Инна. — Про приключения.
— Да, — согласился он, — я видел книжки.
— Технику любил. Авиацию. Он летчиком хотел быть. А у вас?
Она слишком долго молчала и теперь не могла остановиться.
— Жена. И сын. Маленький.
— Можно взять только одного.
— Я знаю.
— Кого?
Ему не хотелось отвечать, но он первый начал этот никому не нужный разговор.
— Жену, — сказал он.
— Вы так ее любили?
— Да, — сказал он. — Да. То есть я помню, что я ее любил. Да.
— Я думала, с такими, как вы, никогда ничего не случается.
— Со мной ничего и не случилось, — сказал он. — С ними вот…
Он помолчал.
— Я сидел за рулем. Малыш… четыре года ему было, попросился пописать, она вышла с ним, а он вырвался и выскочил на дорогу. Трасса. Его сшибло тут же. И ее, она сразу рванулась за ним. Сшибло… не то слово.
Он прикрыл глаза.
— Тестя пригласили, какой-то чиновник у себя в районе устраивал банкет, то ли по случаю защиты, то ли что-то еще. Почему он вдруг нас тоже позвал? Не помню. Почему мы согласились? Не помню. Как-то все получилось странно, нелепо, одно цеплялось за другое. Мы же могли оставить малыша дома, с бабушкой. Почему взяли? Я… я до сих пор думаю: а если я бы тоже выскочил тогда из машины? Почему я начал выбираться через пассажирское сиденье? Чтобы проходящие мимо машины не зацепили, не снесли дверцу? Разве это важно? Почему промедлил? Я, наверное, мог ее удержать. Если бы выскочил сразу, если бы тоже бросился — за ней. Под колеса. Но не успел.
