— Что?
— Не важно.
— Господь с вами, как это — не важно?
— Нас должны были встречать, — сказала она. — Но не встретили.
Он сказал:
— Наверное, они опоздали.
Он прошел еще немного, потом выбрал удобный корень, торчащий из обрыва, и сел на него.
— Я думаю, надо подождать, — сказал он. — Послушайте, у вас правда есть еда?
— Правда, — сказала она устало. — И вода тоже. Только нам нельзя сейчас есть. Надо идти. Раз никто не встретил, надо идти.
— Хотя бы попить дайте.
Она, опустившись на колени в песок, раскрыла чемодан, порылась в нем и протянула бутылку минералки.
— Пейте, и знаете что? Оставайтесь тут. Я оставлю вам еду. Переложу в пакет и оставлю. Половину. По-честному. Только оставайтесь.
— Опять я вам мешаю, — сказал он равнодушно. — Почему на этот раз?
— Это все из-за вас, — сказала она.
— Нечего меня обвинять. Без меня вы бы упустили лодку.
— Да. — Она повернула к нему лихорадочное, осунувшееся лицо. — Верно. Это я… не совсем, не так, ладно, не важно. Все равно. Из-за вас нас никто не встретил. Я знаю, это потому, что вы передумали. Не так сильно хотите.
— Господь с вами. Как же это я не хочу?
— Это вы там думаете что хотите, а на самом деле не хотите, — сказала
она упрямо.
— Это… несправедливо, — сказал он.
Он закрыл глаза и попытался восстановить свою тоску и боль, и страшные, длинные одинокие вечера, особенно по выходным, и острое ощущение облегчения, почти радости, когда узнал, что можно вернуть. Вспоминалось что-то смутное, невнятное, словно кусок из него, вместе с тоской и болью, вообще с умением тосковать и желать, вырезали, не совсем, впрочем, аккуратно, остались какие-то следы и тоскливое недоумение. Тогда, чтобы проверить себя, он попытался сделать то, чего не делал никогда, потому что знал, что не выдержит. Дойдя до предела, восстановить в памяти Риткино лицо в гробу. Внутри было все так же пусто и неподвижно — ее лицо в гробу, ну и что?
— Все равно вы не правы, — сказал он. — А потом, вы-то? Вы сами?
— У меня совсем другое дело, — сказала она. — Вы не понимаете.
— Это вы не понимаете. За рекой все равны, — возразил он.
— Дурак, — сказала она свирепо. — Пройти за реку — это тьфу. Это легко. Тяжело вернуться.
Он отдал ей воду, она глотнула, обливая себе шею и грудь.
— Ладно, — сказал он. — Прячьте вашу воду и давайте мне ваш дурацкий чемодан. Что у вас там такое, в самом деле?
— Не ваше дело, — сказала она сердито.
Я ее увижу, подумал он, теперь уже скоро. Скоро ее увижу, ничего себе!
