— Вот всегда так, — заявил он и грязно выругался, — если что-то задерживает у самого входа, потею, как дровосек. Нервы.
— Чего нервничать-то? Москва — мировой хлев. Глухо, как в болоте.
— Да, точно. Никогда здесь не будет ни клубняка, ни тусы что надо. Нам не пережить тех трипов… Как там у Мураками…
— Блин, задолбали своими мураками. Только и слышишь про эту харуку. Хорошо, что ты про Коэльо хоть не поешь. Откровение на уровне рекламного проспекта.
— Глубоко плаваешь…
Наконец они вдвинулись в клуб, охранник, правда, рыпнулся преградить дорогу, Рамзан умел круто обходиться с подобными препятствиями:
— Да ты чё, у нас столик заказан… любезный!
Может быть, именно “любезный” вместо устаревшего “брателло” подкосило ровесника, раз тот, сраженный, отступил в темную глубь гардероба.
— Сильно ты его.
Они пропихались, орудуя локтями, сквозь дискач, спросили по текиле, хлопнули стаканом о стойку и выхлестнули жидкость в себя.
Огни тотчас стали ярче, музыка — громче.
— Ну, айда.
Рамзан потянулся к танцполу, Сергей отстал.
Клиповое сознание.Модификация общественного и личного сознания, когда становится невозможно долго концентрировать внимание на одном событии, оно уходит, смываемое наплывом новых ситуаций; все бешено калейдоскопирует, разорвано, расхлестано, словно нарезано лезвием или нашинковано сверхострым ножом телерекламы. Обрывки впечатлений рваными краями кое-как сшиваются между собой рекламой, метро, сменой времени суток.
— Ты чего? — заорал в шуме Рамзан.
Сергей покачал головой. Ему одной текилы было недостаточно. Остался на месте, созерцая беснующуюся толпу и — одновременно — широкий экран подпотолочного телевизора, где танцевал и прыгал оглохший в клубном реве и рейве футбол.
Праздник был так мало похож на офисную ерунду, которой приходилось каждый день заниматься. Сергей вздохнул.
Он хлопнул вторую текилу и вошел, как в чан, в густое парное месиво тел.
— Девчонки, вы откуда?
Музыка била в уши, и догадаться, о чем он, можно было только по бешено прыгающему рту.
Через несколько секундочасов Катя Хохломская махнула рукой — она пошла покурить. Рамзан плавно двинулся за ней.
— Москва портит людей, — морща нос с таким тщанием, что в складочки собиралось и устье лба у переносицы, заявила Катя ни с того ни с сего.
— А ты что, не из Москвы? — на одном дыхании, не интонируя, спросил Рамзан — ему показалось, что изо рта вылетело сообщение по аське, он словно отстучал его — зубами на легкой прохладе улицы, все строчными буквами, без запятых.
