Уже совсем весенний ветер нес по небосклону клочки облаков, а сквозь рваные края синело небо, яркое, словно рана.
Она хорошо представляла, как он приходит домой после целого дня работы. Как садится вечером перед телевизором. Читает газету. Играет с ребенком. Как рассказывает ему сказки с теми же интонациями, которые сейчас звучали в разговоре с Вениковым, разве что более нараспев. Его темные волосы собраны в хвост на затылке. В глазах на бледном лице пляшут кисточки веселого огонька.
Анна помнит его тонкоруким пареньком. Отдаленный приятель, Сергей Балалеев, ревниво осведомлялся: “Он влюблен в тебя?” Она отвечала: “Он — человек идеи”. Словно это и было ответом на вопрос.
— Москва — какой-то бредовый город, — сказал Павел. — Ты видишь человека — кажется, достаточно руку протянуть. Но завтра он исчезает, как не было.
Светлые глаза, как бы только что проснувшиеся, живые, голубая жилка пульсирует на виске, тонкая чистая сухая кожа, бородка, на просвет — как туман или пена, — Павел.
Как-то зашли в церковь. Сумрачное и холодноватое пространство старинного храма. Красные, желтые и зеленые тени мягких, теплых, живых, словно приправленных охрой оттенков двигались от звездных лампад и от колебания свечей. И лицо спутника показалось Анне ликом ангела с древней фрески.
Фрески, которую она видела. На днях в Интернете.
Безногий попрошайка уже минуты две взбирался на тротуар, он обессилел, координация движений нарушена, то ли пьян, то ли так ослабел — не понять. Калеку заслоняли, как в клипе, быстрые фигурки пешеходов — летящие плащи девушек, куртки и пиджаки парней, иной раз проплывала розовая коротенькая шубейка, чисто декоративная, понятно, в такую погоду, или проходил свитер. Пару раз мелькали даже майки.
— Не может быть, — пробормотала Катя. — Просто не может быть.
— Может.
Лариса Михайловна, Иринина мама, была тверда и спокойна.
Она медленно помешивала кофе. Вообще держалась молодцом. Никаких полосок от слез на лице, набрякших век, запаха вина или еще чего-нибудь в таком роде. Только глаза сухие, острые и черные.
— Мы сами узнали лишь спустя неделю. Она не каждую неделю звонит. Иногда отец, иногда я. Заботились. Ей это не нравится. Она старается держаться от нас подальше. — Лариса Михайловна медленно, кривовато усмехнулась.
— А я даже не побеспокоилась. — Катя стиснула руки на коленях. — Я даже не подумала.
— Никто ничего не подумал. Не надо зря себя винить.
Катя быстро закивала. Еще не хватало, чтобы Лариса Михайловна ее утешала.
