Он только что вспоминал мать Махсума Рахиму-опа. Все ее называли просто — “апа”. “Апа” таила в душе некую мечту, которой она так и не достигла. Людская молва утверждала, что с возрастом желание это усиливалось, вот она и пристрастилась к выпивке. Выпив же, она затихала — не скандалила, не буянила, а лезла, слюняво улыбаясь, целоваться с первым попавшимся, только и всего. Иногда слюни смешивались со слезами, она, невнятно что-то бормоча, всхлипывая, плакала…
36
Поговаривали, что в тот период и Махсум выпивал вместе с матерью. Кто его знает… Молва также гласила, что, изрядно приняв, он отправлялся к родственникам и, не заходя к ним в дом, с порога, покачиваясь, материл их на чем свет стоит, крыл от дедов до детей.
Марлен не очень-то верил таким сведениям о Махсуме. Хотя бог его знает.
37
Мысли путаются.
Почему он так привязался к Махсуму? Всю жизнь он прожил никому не доверяя, ни с кем не дружил, делал все по-своему. Любое дело исполнял сам, чужое его не удовлетворяло. Чинил школьные туфельки Клары, подбивал каблуки на сапожках жены. Когда купили новое пианино для Клары, понадобилось его настроить. Даже тогда, сказав: “Зачем нам мастера звать? Ты, дочка, нажимай на клавиши и следи за звучанием, а я подтяну регистры”, — он открыл для себя пианино, выводящее тысячи звуков европейской музыки. А как вышел на пенсию, почувствовал свое одиночество. Оказалось, кроме жены и дочери, рядом никого нет. Как на безлюдном острове живет. Но он не обращал на это внимания. Может, так оно и лучше, думал он, не будут мне морочить голову всякими проблемами, главное — покой.
Почему он так тоскует по Махсуму?..
38
Когда-то у Марлена было два друга. Один — армянин Вазген, другой — еврей Мося. Армянин был автослесарем, сто шестьдесят килограммов весил, еврей — тощий как щепка портной. Высокий как жердь, он не снимал с головы широкополую шляпу, похожую на крышку казана.
У Марлена был старый “москвич”, стоило ему забарахлить, как тут же его чинил Вазген. Мося же считался ответственным за то, как они выглядят, — обшивал и одевал, как куколок, и его, и жену, и Клару. Для женщин по их выбору делал выкройки и шил самые модные фасоны из журналов “Крестьянка”, “Работница” и “Саодат”.
Вазген любил бочками пить пиво, Мося страдал поносом. Но оба были его настоящими друзьями.
39
Ну и что, что понбосил! Мося свою болезнь ни от кого не скрывал. Более того, гордился ею. Как он рассказывал, во время войны, в самый разгар боя, у него схватило живот. Он еле успел вылезти из укрытия, отбежать шагов на тридцать и спустить галифе…. В этот самый момент в укрытие угодил снаряд, и от целого взвода ничего не осталось. “Понос спас мне жизнь”, — говаривал бедный Мося.
