Новый мир, 2009 № 11 | страница 49
Или вот история про одного человека, который был крупным финансистом и был закалён в боях безумных девяностых. Под ним взорвали три “мерседеса”, но он не испугался ни разу. Однажды его нефтяная вышка сломалась, и он два месяца, стоя по колено в воде, прямо в смокинге, вычерпывал нефть из скважины, в итоге заработав первый миллиард. Однако контузии и нерегулярное питание расстроили его организм, и этот человек ослеп. Несколько лет подряд он лежал, прикованный к койке, и писал книгу “Как пилилось бабло”. А когда написал — сразу получил налоговую скидку и орден за услуги Отечеству VI степени.
А вот, кстати, и другая история: у одного мальчика посадили отца-олигарха. Когда папу увезли в Нерчинск, то мачеха, прихватив тайные активы, бежала на какие-то непоименованные острова Карибского моря со стриптизёром из “Красной шапочки”. Мальчик остался один в гигантской квартире на Тверской улице в Москве. И тут, откуда ни возьмись, к нему приехал дядя из Киева. Слово за слово, хреном по столу, дядя поселился у него. Летом они переехали на пришедшую в запустение дачу. Дядя уверял, что торгует сахаром, но когда мальчик открыл один мешок, то нашёл там не сахар, а сплошной гексоген. И он догадался, что фальшивый дядя собирался взрывать дома в Москве. Мальчика хотели убить как лишнего свидетеля, но он сам застрелил дядю. Когда это случилось, из-за каждого куста на даче выскочили фээсбэшники (потому что раньше они вылезать боялись) и всех увезли. А перед мальчиком появился папа-олигарх, потому что его выпустили. Как-никак восемь лет прошло…
Но вдруг меня призвали к ответу за мою писанину — которую, кстати, никто и не читал. Однако ж я отвечал за всю русскую литературу.
— Работать надо, а не “тексты слов” писать, — цыкнул на меня Рудаков. — Заводы стоят, канализация течет, мясные туши тухнут, а они всё пишут и пишут. А улицы таджики метут, да. А должны бы — писатели. Как Платонов.
— Ну, Платонов, надо признаться, ничего не мёл. Он студентов Литинститута метлой лупил. А когда мусора приезжали, то он дворника изображал. Так сложилась эта несложная городская легенда.
— Ле-е-егенда… А что ты пропускаешь?
Автор стал сбивчиво оправдываться:
— Не знаю, не знаю — беда в том, что я пью много, а пьяных не люблю. Как один декабрист из исторического анекдота, что на вопрос: “Что вас вынуждает пить?” — отвечал: “Трезвое отношение к жизни”. И всё оттого, что я нерушимо уверен в том, что всем сначала наваляют, а в довершение ещё и в бубен настучат. Подход этот называется “откровение”. Вот говорил я тебе, что зарплату понизят? Говорил. Что работать нужно будет больше, говорил. Что ужас в мире и мрак падает на землю, не говорил ещё? А? Ко мне обычно так пристают — бросают в пространство: “Фу, противно, когда все пьяные”, а один в компании — “на миру и пить хорошо, и умирать хорошо, и смотреть на смерти других хорошо”. Лучше бы рассказал что-нибудь оптимистичное.