Я поспешил поискать. Стакан я где-то видел… на столе… В памяти ожил один из пустых кабинетов — поднос, графин, стаканы, — я кинулся туда, нашел!.. прихватил там графин — и в туалет. Туалет я тоже помнил, пробегал мимо несколько раз. Струйка из-под крана, по счастью, ожила. Еле-еле… Свет вырублен. Еле-еле, но струилась.
Когда я попробовал поднести воды к ее губам, Даша едва не откусила стекло стакана — клацнула зубами, раз-два…
Уснула… В третьем часу ночи… Я еще раз смотался за водой (чтобы ночью иметь впрок). Шел с графином по пустому битому коридору. Редкие лампы автономного света…
Я шел и поддавал ногой выскочившие из пола паркетины. Раз за разом. Нечаянно… Паркетина скользила… Улетала куда-то вперед… Вдруг там, впереди, мне послышался шаркающий шаг. Кто-то шел навстречу.
Из полутьмы появилась старуха, толкающая тележку. Саму тележку было не слышно, на мягком ходу… Я удивился. Ну дает, труженица!.. Старуха собирала с пола таблички с написанными (с начертанными) фамилиями. Их уже с кабинетов сняли, выковырнули, сбросили… Но, видно, и на полу они — вполне читаемые — представляли бывшим начальникам некое неудобство (неконкретную опасность). Я восхитился. Потрясающе!.. Старуха-трудоголик просто находка для всех нас в середине всякого смутного действа —старуха-перемена!..Она подняла с полу и бросила в свою тележку очередную табличку. Этакая итоговая старуха!
Я восхитился. Но тут же сказал строго — чего она тут,нахер, делает! Нашла, старая, время!
— Мне велели, — прокаркала она коротко и довольно спокойно.
Я еще сказал:
— Стреляют! Обстрел был… Или ты, старая, оглохла?
Она каркнула еще короче:
— Насрать.
И толкнула свою историческую тележку дальше.
Когда тележка на мягком ходу, полная табличек-фамилий, поравнялась со мной, я чуть придержал за край.
— Где Даша? — спросил я. Спросил напрямую… Как и спрашивает всякий контуженый.
А старуха ответила:
— Кто?.. А-а… Там, дальше.
— Где это там?
— Найдешь.
Эта старая жуткая сборщица протухших имен показывала костлявой рукой и одновременно подбородком куда-то в полутьму — в глубину коридора.
— Где? Где?
Я, видно, цеплялся за ее тележку. Старуха оттолкнула мою руку. Сильная старуха.
— Чо мешаешь?! — рассердилась и даже сплюнула в сторону. И ушла во тьму коридора дальше.
И тьма мигом съела бабку. Потому что погасла лампа… Потому что грохот… Нет, не разрыв снаряда. Просто обрушение битой стены. Самообрушение… Но грохот рядом был чудовищный. Как залп. Удваиваемый гулким эхом… Старуха так в коридорной тьме и исчезла. Ушла. Вместе с тележкой.
